Кристиан Ланг - человек без запаха - [44]
В Риме они изо всех сил старались восстановить былые отношения. Ланг не счел нужным рассказывать Сарите о своей ночной беседе с Марко. Они делали все, что полагается делать в Риме: были в соборе Святого Петра и в Сикстинской капелле, в Колизее и Пантеоне, загорали на Испанской лестнице и бросали монетки в фонтан Треви. Они обедали в дорогих ресторанах рядом с виа дель Корсо, а в закатный час заказывали ужин из четырех блюд на Джаниколо. Одно утро они провели на блошином рынке в Трастевере, а еще посетили галерею, где Сарита показала Ланту «Форнарину» Рафаэля. В остальное время они занимались любовью в гостинице, и Ланг испытывал незнакомые чувства, когда проводил рукой по коротким жестким волосам на затылке Сариты: перед отъездом она очень коротко постриглась.
Именно тогда Ланг понял, насколько серьезно болен его мозг. Он давно уже страдал манией преследования, и даже здесь, в Вечном городе, ему повсюду мерещился Марко: в людской толпе на Испанской лестнице, за колонной в соборе Святого Петра, в пиццерии на Трастевере, переодетый поваром, — куда ни глянь, везде этот Марко! Рано или поздно Ланг должен был проговориться, и в последний день, когда они обедали в небольшом ресторанчике неподалеку от пьяцца Навона, он рассказал Сарите о той пьяной ночи. Сарита слушала грустно и внимательно. Когда Ланг закончил, она секунду помолчала, а потом сказала:
— Он ищет твои слабые стороны. Он играет с тобой и хочет узнать, кто из вас выйдет победителем.
Ланг нежно взглянул на нее и задал тот же вопрос, который задавал Марко:
— Но почему? Какого черта ему надо?
Сарита наклонилась над столиком, как будто хотела погладить Ланга по щеке, но в последнюю минуту передумала и откинулась назад.
— Он тебя ненавидит, — печально сказала она, — он ненавидит все, что ты олицетворяешь.
— И что же это? — спросил Ланг. — Что я олицетворяю?
— Это немного похоже на твои отношения с сестрой, — задумчиво произнесла Сарита. — Эстелла ненавидит тебя, но и любит одновременно. Марко тоже ненавидит тебя, но в то же время он тобой восхищается. Он считает, что у тебя были все возможности, о каких только можно мечтать, и ты их использовал, а его жизнь утекает сквозь пальцы.
— Евангелие от Марко! — сказал Ланг и, стараясь говорить как можно язвительнее, добавил: — И ты конечно же одна из таких возможностей?
— Да, — спокойно ответила Сарита, — несомненно. И бесполезно говорить ему, что это я выбрала тебя, а не наоборот.
— Подожди… — запротестовал было Ланг, но Сарита оборвала его и серьезно произнесла:
— Имей в виду, Кришан. Марко совсем не дурак. Он не глупее тебя — все его друзья говорят, что он бы далеко пошел, если б знал, чего он… — Сарита замолчала, и Ланг ответил:
— Я знаю, что он не дурак. Я не сразу это понял, но теперь я знаю.
21
Сразу после возвращения из Рима Ланг с Саритой решили расстаться. Кто кого бросил — не важно: оба заверяли друг друга, что при таких обстоятельствах поддерживать отношения нельзя, а что там они думали и чувствовали, они и сами не знали. Ланг вернул Сарите ключи от квартиры и вручил Миро подарок на прощание — новую игру для приставки. После этого они старались не встречаться, но почти каждый день звонили или писали друг другу электронные письма, а Ланг часто говорил, как сильно он скучает.
Однажды в августе, после полудня, в дверь Ланга позвонили. На пороге стояли двое полицейских в форме — мужчина и женщина. Женщина уточнила, он ли Кристиан Ланг, и, когда Ланг ответил утвердительно, мужчина откашлялся и спросил, знает ли он человека по имени Марко Туорла. Ланг глубокомысленно нахмурил лоб и коротко ответил «нет». Тогда полицейский назвал ему возраст и приметы Марко, а его коллега добавила, что, согласно свидетельским показаниям, его видели с вышеназванным лицом в нескольких барах, а однажды вечером в марте Туорла якобы выходил из машины Ланга в центре города. Ланг недоверчиво покачал головой и сказал, что это, должно быть, ошибка, он не помнит никакого Марко Туорла и вообще никого, кто соответствовал бы данным приметам. Хотя, с другой стороны, добавил Ланг и улыбнулся женщине в форме очаровательной, застенчивой улыбкой, с другой стороны, его профессия, вернее, обе его профессии сделали его постоянным объектом внимания: незнакомые люди часто подходят к нему в барах и на улице, чтобы поговорить с ним. Ланг подчеркнул, что он никак не может упомнить всех людей, с которыми всего-то перекинулся парой слов, однако не исключает, что этот — тут Ланг сделал вид, что забыл, как его зовут, так что полицейскому пришлось повторить имя — Туорла мог оказаться как раз таким случайным знакомым. Полицейские участливо закивали и вежливо извинились, что вынуждены были помешать ему. Они пожелали ему удачи, и мужчина выразил надежду, что в будущем Ланг выпустит еще не одну хорошую передачу. И пока Ланг учтиво объяснял, что передачу, к сожалению, закрыли, но, кто знает, возможно, она со временем пойдет на другом канапе, женщина достала блокнот, который уже успела запихнуть во внутренний карман кителя. Она нашла пустую страницу и, удыбнувшись, спросила, не мог бы Ланг черкнуть свой автограф и, если можно, приписать: «Элине». Тогда мужчина сказал, нельзя ли дать автограф и ему, на отдельном листке, — это для его жены, большой поклонницы Ланга. Ланг написал два автографа и спросил:
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».