Крестоносцы социализма - [8]
Одни критики народничества старались оторвать от революционно-народнической почвы Герцена, Чернышевского и заодно весь круг их соратников, революционеров 60-х годов, ограничивали само понятие «революционное народничество» рамками 70-х годов, дабы порицать слабости и ошибки народников без риска скомпрометировать вместе с ними великого Герцена и великого Чернышевского, оскорбить память «великих». Эти ученые договаривались до того, что Чернышевский-де «еще в 60-е годы (?? – Н.Т.) (…) подверг критике (…) народовольческие иллюзии о всесилии (? – Н.Т.) террора»[54]. Поскольку известно, что Ленин называл Чернышевского одним из «родоначальников народничества»[55], советские критики народников, не желая полемизировать с Лениным, попадали в неловкое положение, как это случилось, например, с Е.М. Филатовой, которая не нашла ничего лучше следующего тезиса: да, Чернышевский – «родоначальник народничества» («Magister dixit» – что делать?), но не народник[56].
Другие критики народничества признают, что революционно-народническая идеология господствовала в русском освободительном движении не только в 70-е, но и в 60-е годы, начиная с Герцена и Чернышевского. Они отмечают и прогрессивность идейных исканий, и последовательный демократизм, и боевитость программ, и невиданный прежде размах борьбы, и героизм революционных народников, т.е. как будто все признают и отмечают, но упор делают не на силе, а на слабости героев народничества, не на том, что они дали, по сравнению с предшественниками, а на том, чего они не дали, сравнительно с преемниками. Самый выразительный пример такой исследовательской позиции – книга С.С. Волка «Народная воля».
На первый взгляд, эта книга написана «во здравие» «Народной воли». В ней много слов о героизме народовольцев, много примеров их героизма. Но акцентирована она не столько на сильных сторонах народовольчества, сколько на его слабостях, причем автор муссирует эти слабости и винит народовольцев, вопреки принципу историзма, даже в том, что на деле было не виною их, а бедой (отрыв от масс, недооценка исторической роли пролетариата, тактика террора и пр.). В целом позиция Волка воспринимается как фамильярно-снисходительное похлопывание героев «Народной воли» по плечу: дескать, хорошие вы ребята, лихие, но… тупоумные, не додумались, что надо было оставить террор и заняться «организацией классовой борьбы пролетариата». Это выходит уже не «во здравие», а «за упокой» «Народной воли» как исторического явления.
Двойственность, межеумочность позиции С.С. Волка яснее всего проявилась в том, как он обошел принципиальный вопрос об историческом месте «Народной воли». Отметив, что одни исследователи (М.Г. Седов, В.А. Твардовская) считают ее вершиной народничества, а другие (Ш.М. Левин, Б.С. Итенберг) не соглашаются с этим, Волк заключил: «более правильно говорить, что народническое движение развивалось сложным, зигзагообразным путем», и на этом поставил точку[57], хотя такое заключение ничего не говорит о месте «Народной воли», ибо зигзаги бывают разные – и вверх, и вниз. Получилось, что сам Волк сделал зигзаг в сторону от решения вопроса, не желая самоопределяться по отношению к «Народной воле» – ни по старому, ни по новому.
Итак, разгоревшиеся с конца 50-х годов споры о народничестве имели вполне очевидный источник – живучесть нигилистического отношения к народничеству, которое внедрялось в советскую историографию больше 20 лет. В чем же существо этих споров?
Все они как бы фокусировались в одном общем вопросе – о периодизации разночинского этапа освободительного движения в России. Одна группа историков (М.В. Нечкина, И.Д. Ковальченко, Ш.М. Левин, А.Ф. Смирнов, О.Д. Соколов и др.) судила так:
а) народничество – это лишь часть разночинского этапа: оно-де относится только к 70 – 80-м годам;
б) Герцен, Чернышевский и вся плеяда деятелей 60-х годов – это революционные демократы, а не народники. Зачатки народничества у них были, но как система взглядов народничество для них не характерно, поскольку оно сложилось лишь на рубеже 60 – 70-х годов;
в) отсюда разночинский этап подразделяется на три периода: революционно-демократический (60-е годы), революционно-народнический (70-е годы) и либерально-народнический (80-е годы).
Другая группа историков (Б.С. Итенберг, М.Г. Седов, В.Ф. Антонов, В.А. Твардовская, Р.В. Филиппов и др.) судит иначе:
а) весь разночинский этап освободительного движения был народническим;
б) Герцен и Чернышевский – основоположники народничества и его самые авторитетные идеологи;
в) отсюда разночинский этап подразделяется на два периода: революционно-народнический (60-е и 70-е годы) и либерально-народнический (с начала 80-х до середины 90-х годов).
При столь разном взгляде на такую общую проблему, как периодизация всего разночинского этапа, естественно, дискуссионным стал ряд более частных, но тоже принципиальных вопросов. Вот некоторые из них.
• Были ли революционные демократы 60-х годов народниками, а народники 70-х революционными демократами?
• Был ли революционный процесс на разночинском этапе поступательным или попятным? Этот вопрос, как ни странно, тоже дебатировался. Так, по мнению М.В. Нечкиной, «моментом наивысшего раскрытия» разночинского этапа была первая революционная ситуация 1859 – 1861 гг.
