Крестики-нолики - [9]
— Разъетить твою мать! — звук, словно лопнула электрическая лампочка. Вишенка Риц в компании пятна и осколков, разлетевшихся по брусчатке на добрых несколько метров. — Твою дивизию, ну ты подумай, а! Что за день?!
Кто-то затормозил рядом, потом втянул носом воздух, присвистнул и включил вторую скорость. Риц с опаской оглянулась и исчезла следом. Пятно ещё десять минут назад точно называлось водкой или контрабандным спиртом. Но внизу было уже пусто, и отвечать за происхождение лужи и осколков остались только гордые гранитные львы…
Кто от бабы, кто от мужика — с домашними пирогами, и первой редиской с огородов, и подовым хлебом, завёрнутым в чистые полотенца… И, если бы борщ давали завтра, то половина того, что было положено всем нам по норме, точно досталась бы мне.
Я ходила в город редко — да и что мне было там делать, разве что глазеть на главной улице на гуляющих барышень или на выставленные в витринах товары? Местные барышни меня интересовали примерно так же, как и вопрос "Есть ли жизнь… ну, к примеру, на луне?", товары… если только это была еда; например, колбаса из маленькой частной коптильни, которая точно не водилась в тех местах, где меня угораздило родиться, или шоколадные конфеты с цельными ядрышками лесных орехов — потому что когда-то давно у меня просто не было на них денег. Но я знала, что завтра я пойду-таки в Старый город — и с этими мыслями я сейчас просто доживу до отбоя.
Сортир холодный — почему-то даже сейчас он был ледяной, словно погреб.
— Привет, — сказала Джонсон.
Я посмотрела на неё с подозрением.
— Ну, что, какие новости? — поинтересовалась Джонсон.
Она спросила это так, будто я неделю была хрен знает где.
— Какие, к чертям собачьим, новости? — мрачно сказала я.
— Ковальчик, у тебя, никак, любовь? — тут же подначила Олдер.
Напротив висело забрызганное зеркало. О, да, ну конечно! Странно, если б промолчала — стоило ей увидеть меня с такой рожей дольше получаса.
— Мужского рода или женского? — спросил кто-то из кабинки.
— Если женского — то зазноба. Так называется, — авторитетно пояснила Олдер.
— Без тебя знаю, — обиделись из кабинки.
— А с обедом точно недобор вышел. Это вредно, Ковальчик, знаешь ли, — Олдер намочила полотенце под струёй воды и уже хотела огреть меня им пониже спины — с оттягом.
И это весело, ведь на самом же деле весело, и почти скрывшееся солнце посылает так некстати последний весёлый лучик… Чёрт подери, я ржала бы, как ненормальная — и тут же предложила бы совершенно идиотскую кандидатуру, например, ту же Берц, — если бы это случилось, ну, хотя бы вчера.
Но вчера — это было вчера…
А сегодня моё ухо каким-то манером уловило слово "докторша", и внутри меня словно начала взбухать коричнево-красная пена, будто в пластиковой бутылке с газировкой, особенно когда со всей дури потрясёшь её из хулиганства вверх ногами в жаркий день — и я поняла, что сейчас эта пена уже полезет через край.
— Нет, — я не кричала. Я шептала. — Нет, ты что, родная, никаких зазноб, — мой кулак врезался в стену прямо возле её левого уха, кафель острыми брызгами разлетелся вокруг — вместе с каплями моей крови.
— Просто смотри, — я отняла руку от стены; кровь струилась по запястью и дальше, к локтю, смешиваясь с синими линиями наколок, и там, уже с локтя, капала, шлёпаясь на пол, словно чернила из разбитой непроливашки. — Фокусируйся, — несколько звонких щелчков пальцами, крест-накрест — хотя мне было больно, чёрт, УЖЕ больно, уже хоть что-то вместо пустоты. И это хорошо, потому, что только не пустота, полная вопросов, которые не надо, НЕ СТОИТ задавать… — Фокусируйся, с-с-сука… ты видишь мою руку? Видишь или нет? Никогда… не смей… спрашивать… меня… об этом…
Я даже не ждала ответа, держа окровавленные пальцы перед её глазами. Я вообще говорила не для того, чтобы услышать чёртов ответ, а чтоб нарваться на драку, чтоб получить порцию боли, а лучше несколько порций — вместе с наказанием за хамство, будто вместо тех нескольких тарелок обеда, которые я сегодня точно недобрала…
— Фокусируйся! — орала я так, что было слышно, наверное, на первом этаже, на КПП. — Просто смотри на меня и фокусируйся! — сейчас должна прискакать Берц, и нам точно не поздоровится, это уж как пить дать.
— Не заводись, Ковальчик, — меня не пытались удержать, чтоб не схлопотать за компанию по морде. Олдер попятилась — скорее, от неожиданности, мать её… От чёртовой неожиданности — тогда не надо было, чёрт её дери, говорить людям всякую белиберду…
Я в последний раз со всей силы долбанула по проклятому кафелю, окончательно разбивая вдрызг свой кулак — мне уже казалось, что вместо костяшек там нечто, похожее на котлетный фарш. Берц было не видать. По белой стене текли струйки крови, и шумел за перегородкой оставленный кем-то открытым кран…
Всё было не так плохо. Гораздо хуже было бы, если б я поплыла, начав поливать подушку и окружающих горючими слезами по своей неудавшейся жизни. Вместо этого я предпочла боль — свою собственную, выталкивая ею из своей дурной башки все незаданные вопросы и все неполученные ответы.
Слова "докторша" не говорил никто — но я услышала его по приказу полезного органа под названием чуйка. Включившего инстинкт самосохранения, который велел мне лучше заработать наряд вне очереди, чем задать хоть один вопрос. "Не надо спрашивать, Ковальчик…"
Аннотация:По легенде люди, которых когда-нибудь забирали в Волшебную Страну, всю жизнь хотят вернуться обратно. Да только не факт, что Волшебная Страна вся такая из себя волшебная. Уж какая есть)) Когда-то служанка Долорес О`Греди чудом обрела свободу. Но, спустя время, выясняется, что свобода - это далеко не всё. Когда-то полицейский Джои Купер узнал, что существует нечто большее, чем охота в каменных джунглях большого города. Но, спустя время, выясняется, что спокойная жизнь не для него. Попытка объснить то, что случается с людьми, которые против воли попадают в закрытые сообщества, и почему эти сообщества не исчезают, как вид, в итоге ассимиляции, несмотря на приток свежей крови.
Приквел "Этой стороны". Дарк-фентези-мир. Меняется время и место, меняется режим, меняются "свои" и "чужие". Стая - постоянна. В центре повествования - судьба женщины, жизнью которой большей частью была война. Ядвига Близзард прошла путь леди Винтер, но её война закончилась и она вынуждена вести размеренное существование помещицы Салтыковой: победа обернулась проклятьем. Страшные, порой извращённые понятия о чести, долге и о "своих". Проблема постбоевого синдрома и поиск своего места в мире, где места для неё нет - потому что, когда ты достигаешь всего, к чему стремился, выясняется, что Жизнь осталась позади, там, где были кровь и пепел.
Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.