Крепости неодолимые - [15]

«Сказание о Мамаевом побоище» дает нам более подробный рассказ о посещении великим князем игумена Сергия, которое завершилось так: «Старец же преподобный велел тем обоим (Пересвету и Ослябе. — Б. К.) быстро сготовиться, идти о великим князем, ибо были они известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили. Они же тотчас послушались преподобного старца и не отказались от его повеления. И дал он им вместо оружия тленного — креот Хриотов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать их на себя, И передал их в руки великого князя и сказал! «Вот тебе мои воины, а твои избранники».

Противоречие нетрудно установить. И Пересвет и Ослябя встали в ряды русского войска именно в той одежде, которую возложил на них преподобный Сергий. Частью схимы, монашеского одеяния, в которое облачались люди, решившие полностью отречься от жизни, являлся куколь: «Черного цвета головное покрывало… Он похож на общемонашеский клобук с тем различием, что устрояется остроконечным кверху и украшается пятью крестами, вышитыми из шнуров красного цвета, расположенных на челе, на груди, на обоих плечах и на спине».

Рисуя собирательный портрет Пересвета и Осляби, чьи имена стали символом стойкости веры, рыцарства и мужества, мы попытаемся проследить их жизни. В «Задонщине» Пересвет именуется иногда луботским или брянским боярином. В пору становления Руси Брянск назывался Дьбрянском, вероятно от слова «дебри». Непролазные леса, которые окружали поселение, однако, не стали помехой ни распрям, ни татарскому погрому, ни литовскому завоеванию. Произошло это в 1356 году, то есть когда наследнику московского престола Дмитрию было всего лишь шесть лет. Но, очевидно, именно в этот год состоялось боевое крещение Александра Пересвета. Обстоятельства его драматичны и отражают внутреннее состояние Руси. Ольгерд, правитель Литвы, выступил против соединившихся Брянска и Смоленска, «повоевал обе эти волости и захватил в плен молодого князя Иоанна, сына Васильева». Летописец повествует о трагических событиях, развернувшихся в самом городе — «в Брянске был мятеж от лихих людей, смута великая и опустение города».

Ольгерду не удались попытки взять хорошо укрепленный Брянск открытой силой, но предательство изнутри свело на нет героические усилия горожан.

Те, кто не мог смириться с гнетом, отправились искать счастье в Москве. Очевидно, и Пересвет, и Ослябя, которого летописец называет «боярином Лубутьскы», лишившись родного крова, стали под знамена великого князя московского. Свой первый боевой поход Дмитрий Иванович совершил в двенадцатилетнем возрасте против нижегородско-суздальских князей. И если в этот раз обошлось без кровопролития, то через год при осаде Суздаля Пересвет и Ослябя могли заявить о себе с достоинством. В продолжительной борьбе с Тверью, по всей видимости, укрепился воинский авторитет братьев. Не дрогнули Пересвет и Ослябя в дни сурового испытания для Москвы, когда в 1370 году под ее стены подошел Ольгерд. Больно и грустно было смотреть им, как в дыму и пламени гибли московские посады, подожженные по приказу Дмитрия. Вместе со всеми москвичами и ратными людьми братья пережили нелегкие дни нашествия, но Ольгерд не рискнул начать штурм.

Прошел ровно год. В декабре при Скорнищеве сошлись московская и рязанская рать, и как ни тяжко было поднимать руку на соплеменников, но сознание правоты дела Москвы не позволило дрогнуть. Оно же руководило Пересветом и Ослябей в окончательном решении спора с Тверью. И все же не участие в междоусобных войнах принесло воинскую славу братьям, а решительное столкновение с татарами на реке Воже. Вот где полностью раскрылись боевые качества и боярина брянского и любутского. Этими походами, по всей вероятности, и завершилась боевая жизнь Пересвета и Осляби. Что же заставило их отказаться от службы в дружине великого князя, которая хоть и была тревожной и хлопотной, однако сулила прочное материальное положение? Дмитрий Иванович, ценивший и того и другого, очевидно, не без колебаний и уговоров отпустил их из войска в Троицкую обитель.

Но в час, когда русская рать остро нуждалась в воинах-профессионалах, он вспомнил о братьях, а преподобный Сергий не отказал ему в просьбе и более того, возложил на них одежду, которая явно выделяла их среди воинства российского.

Но вернемся на Куликово поле. С последними напутственными словами не оборвалась незримая нить, связывавшая Троицкую обитель с всероссийской ратью. Когда уже были расставлены полки, определены задачи военачальникам, совершена молитва и Дмитрий Иванович «сбросил с себя одежду царскую и в другую оделся», прискакал гонец от преподобного Сергия. Как рассчитал время старец, находившийся за многие версты от Дона, чтобы посланец прибыл именно в этот момент, осталось неизвестным, но, очевидно, особое чувство подсказало ему, что решающее столкновение произойдет в день рождества Богородицы и после полудня.

В послании говорилось: «Великому князю и всем русским князьям, и всему православному войску мир и благословение!» С грамотой гонец передал Дмитрию Ивановичу «хлебец пречистого богородица» — просфору. Великий князь расцеловал гонца и съел хлебец, затем простер руки к небу, «вскричал громогласно: «О великое имя всесвятой троицы, о пресвятая госпожа Богородица, помоги нам молитвами той обители и преподобного игумена Сергия; Христос боже, помилуй и спаси души наши!»