Креншоу - [26]

Мимо места, где я сломал руку, пытаясь проехать на одном заднем колесе.

Мимо указателя с надписью «Добро пожаловать в поселок Лебединое Озеро».

– Я читала, что лебеди живут вместе всю жизнь, – улыбнулась Марисоль.

– Обычно да, – подтвердил я. – Но не всегда.

– Мы с тобой тоже будем дружить всю жизнь, – сказала Марисоль. Она произнесла это твердо и уверенно, как очередной факт из жизни животных. Словно сказала просто: «Трава зеленая».

– Я даже не знаю, куда переедет моя семья, – вздохнул я.

– А это не важно, – серьезно ответила Марисоль. – Можешь слать мне открытки. Можешь писать мне электронные письма из библиотеки. Придумаешь, что делать.

Я пнул ногой камень.

– Я рад, что рассказал тебе о Креншоу, – признался я. – Спасибо, что не смеялась.

– Я его почти вижу, – сообщила Марисоль. – Он делает кувырки назад на нашей лужайке.

– На самом деле он садится на шпагат перед вашей калиткой. – Я засмеялся.

– Я же сказала, почти вижу. – Марисоль улыбнулась мне. – Забавный факт, Джексон. Звуковые волны видеть нельзя, а слышать музыку – можно.

Сорок шесть

Вечером мы с Креншоу вышли во двор.

Креншоу любил это время суток.

Ему нравилось неспешное появление звезд на небе. Нравилось, как остывает нагретая за день солнцем трава. Нравилось, как меняется мелодия сверчков.

Но больше всего он любил есть этих самых сверчков.

– Я просто не понимаю. Как ты мог вернуться? – прошептал я. Мне не хотелось, чтобы семья слышала, как я разговариваю с воздухом.

– Я всегда прихожу, когда меня зовут, – отозвался Креншоу.

– Но я тебя не звал.

– Неужели?

Так мы и лежали: я на спине, а Креншоу на боку. Арета грызла теннисный мячик рядом с нами. Время от времени она навостряла уши и настороженно принюхивалась.

Ночь вступала в свои права, а мы все разговаривали. Было хорошо. Я почти забыл о том, что завтра мы уезжаем.

Креншоу поймал сверчка своей большой лапой.

Я сказал ему, что в Китае считается, что сверчки приносят счастье.

– А в Таиланде считается, что сверчки очень вкусные, – ответил кот. Его хвост скручивался и извивался, как лассо на родео. – Как и в Кошачьей стране.

Я пожевывал травинки. Это помогало мне забыть о голоде.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

Креншоу внимательно посмотрел на меня:

– Я знаю все, что знаешь ты. Недаром я твой воображаемый друг.

– А знаешь ли ты что-нибудь, чего не знаю я? – Я повернулся на бок.

– Ну, мне известно, каково быть воображаемым другом. – Креншоу шлепнул по мотыльку передней лапой.

Мотылек, словно в насмешку, закружил над его головой.

– Терпеть не могу мотыльков, – признался он. – Жалкая карикатура на бабочек.

– Я не знаю, что такое «карикатура».

– Ну, это как копия, только очень плохая.

– Если ты знаешь все то же, что и я, то как может быть, что тебе известны незнакомые мне слова?

– Три года прошло, Джексон. Кот за это время может многому научиться. В прошлом году я четыре раза прочитал словарь.

Он снова попытался поймать мотылька и опять промахнулся.

– Раньше ты был проворнее, – заметил я.

– Раньше я был меньше. – Креншоу лизнул лапу.

– Я все хотел спросить, почему ты теперь такой огромный. Ты не был таким большим, когда мне было семь. – Я погладил кота.

– Тебе теперь нужен друг побольше, – улыбнулся Креншоу.

Мимо прошла мама с коробкой одежды, которую она несла в мини-вэн.

– Джексон? – позвала она. – Все хорошо?

– Ага.

– Мне показалось, ты тут с кем-то разговаривал.

Я поглядел на Креншоу:

– С самим собой. Бывает, знаешь.

Мама улыбнулась:

– У тебя замечательный собеседник!

– Мам, тебе нужна помощь?

– Нет. Только взялась за работу, а оказалось, что паковать-то особо нечего. Спасибо, милый.

Креншоу поднял лапу. Сверчок попытался вырваться на свободу. Кошачья лапа вновь опустилась на него, но не сильно: Креншоу не хотел убивать бедное насекомое. Он хотел его получить.

– Тебе когда-нибудь бывало стыдно за то, что коты издеваются над живыми существами? Над жучками, мышками, мухами? – спросил я. – Знаю, инстинкты и все такое. Но все-таки.

– Конечно нет. Это же наше дело. Так мы учимся охотиться. – Кот поднял лапу, и в этот раз сверчку удалось поспешно сбежать. – К тому же это ты сделал меня котом.

– Не помню, чтобы принимал такое решение. Ты просто… явился.

Арета уронила свой мячик недалеко от Креншоу. Он с отвращением его понюхал.

– Коты не играют, – сказал собаке Креншоу. – Мы не шалим. Мы не скачем. Мы дремлем, мы убиваем, мы едим.

Арета виляла хвостом как сумасшедшая. Она не теряла надежды.

– Ладно. – И Креншоу дунул на теннисный мяч.

Он откатился немного назад. Арета схватила его зубами и подбросила в воздух.

– Отличный результат, – похвалил я. А потом оторвал новую травинку и начал ее жевать. – Особенно если учесть, что играть ты не любишь.

– Боюсь, ты привил мне некоторые собачьи черты. – Креншоу даже содрогнулся от отвращения. – Иногда мне хочется… изваляться в чем-нибудь вонючем, в мусоре, например, или потереться о мертвого скунса.

– Собаки делают так, потому что…

– Да знаю я почему. Потому что они идиоты. Но ты никогда, никогда не увидишь, как представитель семейства кошачьих падает так низко.

Я сел. Желтоватый месяц на небе был очень тонким.

– Я больше ничего в эту смесь не добавлял? – засмеялся я, обернувшись к коту.