Креншоу - [28]

Мне очень не нравится так жить.

Я поживу пока у Марисоль.

Когда вы поймете, как нам быть, может, я смогу к вам присоединиться.

С любовью,

Джексон.

PS. Арета любит спать на подушке, не забудьте.

PPS. Пусть Робин тоже узнает, что происходит.

В конверт я положил десять долларов, заработанных мной на прогулке с таксами Гаучеров. На конверте я написал: «7$ в супермаркет (за две баночки курино-рисового пюре), 3$ в зоомагазин (за печенье в форме кота)».

Сорок девять

Та-тук-та-та-тук.

Это Робин стучала ко мне в дверь.

– Джекс?

Я уронил карандаш:

– Иди спать, Робин. Уже поздно.

– У меня в комнате страшно, – захныкала сестренка.

– Скоро утро, – сказал я.

– Я его подожду у твоей двери, – прошептала Робин. – Вместе с Фрэнком.

Я посмотрел на Креншоу. Он поднял лапы вверх:

– Никаких вопросов. Человеческие дети бесконечно сложнее, чем котята.

– Робин, пожалуйста, иди в кровать, – взмолился я.

– Я лучше подожду, – повторила сестра.

Я поднялся.

Подошел к двери.

Остановился в нерешительности.

Открыл дверь.

Робин вошла. В руках у нее были подушка, плюшевый Фрэнк и книга про Лила.

Я посмотрел на сестру.

Посмотрел на свою записку.

Скомкал ее и бросил в сторону.

Мы вместе читали про Лила до тех пор, пока не уснули.

Пятьдесят

Когда я проснулся, оказалось, что Робин, Арета и Креншоу развалились на моем матрасе. Робин и Арета пускали слюни.

На полу напротив нас сидели мама и папа. Они оба были в банных халатах. Мою скомканную записку папа разгладил у себя на колене.

– Доброе утро, – шепнула мама.

Я ей не ответил.

– Факт: родители совершают ошибки, – тихо сказал папа.

– И часто, – добавила мама.

– Факт: родители стараются не обременять своих детей взрослыми проблемами, – продолжал папа. – Но иногда это не так-то просто.

Робин заворочалась, но не проснулась.

– Ну, быть ребенком тоже непросто. – Я удивился гневным ноткам в своем голосе. – Трудно не знать, что происходит.

– Понимаю, – улыбнулся папа.

– Я не хочу возвращаться к тому времени, – заявил я. – Я ненавидел вас за то, что вы обрекли нас на такую жизнь. Это было нечестно. Другим детям не приходилось спать в машинах. Другие дети никогда не голодали.

Я знал, что это неправда. Знал, что многие живут хуже, чем жил я. Но мне было все равно.

– Почему вы не можете просто быть такими, как другие родители? – требовательно спросил я. Меня удивили слезы, брызнувшие из моих глаз. Я судорожно вдохнул. – Почему все должно быть именно так?

Мама села рядом и попыталась меня обнять. Но я отодвинулся от нее.

– Милый, прости нас, – прошептала она. Папа шумно втянул носом воздух. Прочистил горло.

Я поднял глаза на Креншоу. Он не спал и внимательно наблюдал за мной.

Я вдохнул глубоко и судорожно.

– Все хорошо, – сказал я. – Правда. Я просто хотел, чтобы мне сказали все как есть. Ничего больше.

– Это честно, – сказал папа.

– Вполне, – согласилась мама.

– Что ж, тогда еще один факт, – улыбнулся папа. – Вчера вечером я позвонил парню, который хотел купить наши гитары. Он рассказал мне, что его брат держит музыкальный магазин рядом с торговым центром. Ему нужен менеджер-ассистент. У его брата есть и небольшой домик, который будет свободен целый месяц. У нас пусть и ненадолго, но все-таки появится крыша над головой. И может быть, больше работы.

– Это же здорово, правда? – спросил я.

– Это здорово, – подтвердил папа. – Но все может измениться. Вот что я хочу тебе сказать, Джексон. Жизнь хаотична. И сложна. Было бы славно, будь она всегда такой… – И он нарисовал в воздухе пальцем линию, поднимающуюся вверх и вверх. – Но на самом деле жизнь скорее вот такая. – Папа изобразил изогнутую линию, которая то поднималась, то опускалась, словно горный хребет. – Нужно просто не опускать руки.

– Как там в этой поговорке? – спросила мама. – Упади семь раз, поднимись восемь?

– Еще одна мудрость, которую можно прочитать на печеньях с предсказаниями, – засмеялся папа. – Но это правда.

Мама легонько похлопала меня по спине:

– С сегодняшнего дня мы будем говорить с тобой так честно, как только сможем. Ты ведь этого хочешь?

Я взглянул на Креншоу. Он кивнул.

– Да, наверное, – сказал я.

– Что ж, ладно, – улыбнулся папа. – Договорились.

– Факт: я бы очень хотела позавтракать, – сообщила мама. – Давайте пойдем посмотрим, что можно для этого предпринять.

Пятьдесят один

Музыкальный магазин выглядел ветхим. Мы ждали в машине, пока родители ходили разговаривать с владельцем. Их не было очень долго. Мы с Робин играли в хлопьебол: кидали в ее кепку кусочки жвачки без сахара.

– Помнишь те фиолетовые мармеладки? – спросила Робин.

– Волшебные?

Робин вздохнула:

– Может, они были не такие уж и волшебные.

Я выпрямился:

– То есть?

– Я принесла их с дня рождения Кайли. – Робин потянула себя за хвостик. – Я просто хотела, чтобы тебе они казались волшебными. Но волшебства не бывает. Конечно же!

– Может, и бывает. Иногда, – улыбнулся я. – Мы точно не знаем.

– Правда? – недоверчиво спросила Робин.

– Правда, – уверенно сказал я.

Родители вышли из магазина, довольно улыбаясь. Они пожали руку мужчине, и он дал им связку ключей.

– Я получил работу, – сказал папа, продолжая улыбаться. – На неполную ставку, но все равно эти деньги должны нам помочь пережить трудный момент. И у нас теперь есть дом. Всего на месяц, конечно. Остается надеяться, что за это время мы придумаем новый план. Мне очень хочется, чтобы вы с Робин остались в той же школе. Мы будем делать все, что в наших силах, но гарантий никаких.