Кремлёвские мастера - [41]
В этот же вечер Аристотеля пригласили к великому князю. И снова, как десять лет назад, государь принял его ласково, а беседуя, все время пытался крутить пуговицу на камзоле. Заглядывая в поблекшие от старости глаза итальянца, великий князь интересовался здоровьем, спрашивал, не нуждается ли в чем-нибудь Аристотель, как подвигается работа, и особенно подробно выведывал о делах в Пушечной избе — нельзя ли как-нибудь ускорить литье осадных орудий. А прощаясь, повелел готовить всю московскую артиллерию к решительному походу на Тверь. И сказал это таким тоном, что Аристотель понял: никаких отговорок и возражений быть не может…
Теперь по утрам к Аристотелеву дому подъезжал в уютном возке пушкарь Яков. Он отвозил престарелого мастера за Неглинку, туда, где неумолчно скрипели большие водяные колеса, а плавильные печи дышали иссушающим жаром.
С утра до позднего вечера Фиораванти мерил калибры отлитых орудий и ядер, проверял формы для отливки новых пушек. Порой выпадали дни, когда Аристотель забывал пообедать, и тогда по вечерам с жадностью набрасывался на еду. Только утолив голод и устроившись поудобнее в кресле, он в состоянии был начать разговор с Андреем или с Марко, зашедшим проведать наставника.
В один из таких вечеров, когда старый мастер уже собирался ко сну, слуга рассказал ему, что нынче поутру скончался московский архитектор Василий Дмитриевич Ермолин.
Аристотель помнил этого русского мастера. И Фиораванти вдруг стало грустно, что умер еще один образованный, талантливый человек, который, увы, так и не сумел до конца использовать свои силы и свои возможности. Как сказал бы его великий соотечественник Альберти, Ермолин не сумел «жить без заботы о тленных и бренных вещах судьбы». Не сумел только потому, что испугался опередить свое время…
Стоя в дверях своей спальни, Аристотель еще раз обратился к Руффо:
— Примите добрый совет, Марко. Обязательно побывайте в Троице-Сергиевом монастыре и внимательно осмотрите палату Ермолина. Вы поймете, что это творение большого мастера, у которого можно кое-чему поучиться. А при желании архитектура этого здания может немало рассказать о культуре и вкусах московитов… Очень вам советую, Марко…
После 1480 года у Москвы остался только один серьезный соперник — Тверское княжество. Еще не забыли правители Твери, как были они великими князьями всея Руси, как когда-то считалось, что Москва живет по их воле. Не могли они забыть тех времен и все пытались строить козни государю Ивану III.
В 1483 году тверской князь Михаил Борисович заключил тайный договор против Москвы с литовским государем Казимиром IV. Прознав об этом, Иван III двинул свои полки через границу Тверского княжества. Там, где проходило войско Москвы, оставалась черная, выжженная, разоренная земля. Испугавшись, Михаил Борисович быстро испросил пощады у Ивана Васильевича и заключил с ним договор, по которому обязан был именовать себя «младшим братом московского великого князя».
Трудно сейчас сказать, что сыграло решающую роль — честолюбие Михаила Борисовича или влияние жены, внучки Казимира IV, но только в 1485 году тверской князь вновь начинает тайный сговор против Москвы с Литовским государством. «Ежели мы, — писал Михаил Борисович Казимиру, — заедино не ударим на Москву нечаянно, то Иван отымет у меня половину Тверской земли, а у тебя половину Литвы».
Ивану III стало известно об этих переговорах, и 21 августа 1485 года московское войско выступило к Твери. Под охраной лучших конных полков двигался огромный пушечный обоз, которым командовал Аристотель Фиораванти.
Восьмого сентября московские полки обложили со всех сторон Тверь, но штурма города не начинали. Чтобы избежать напрасного пролития крови своих воинов, Иван III повелел Фиораванти вести непрерывный обстрел Твери из всех пушек.
Четыре дня неумолчно ревели московские орудия. А в понедельник двенадцатого сентября стало известно, что бывший тверской князь Михаил Борисович тайно навсегда бежал в Литву. Тверское княжество навечно присоединилось к Московскому государству.
После осады Твери, когда особенно отличились пушкари Аристотеля Фиораванти, после 1485 года имя итальянского мастера в русских летописях больше не упоминается.
СМЕРТЬ ФИОРАВАНТИ
Отстав на сутки от торжественно выступающего войска, тащился обоз с ранеными. Усталые мужики тянули под уздцы невзрачных крестьянских лошаденок. Мужикам было не до веселья. То тут, то там слышались беспрерывные стоны и вскрики: телеги на ухабах здорово потряхивало. И кто-то бесконечно тянул на одной ноте: «Пи-ить! Пи-ить!..»
Позади обоза, позади густого облака желтой пыли, висевшего над дорогой на много верст, медленно ехала одинокая повозка. На охапках сена, на пуховых перинах, укрытый жарким тулупом, лежал больной Фиораванти. Вокруг телеги ехали верхами сын Андрей, пушечный мастер Яков, ученики его Иван и Басюк да еще три молодых парня из пушечного обоза. Их прислал государь: заболел сам начальник всей московской артиллерии.
