Кремлёвские мастера - [24]
В конце концов к вечеру 26 марта 1475 года посольство Ивана III вместе с Аристотелем Фиораванти, его сыном Андреем и подмастерьем Петром, наконец, подъехало к Москве. Сани остановились на вершине холма, и Аристотель вместе с Толбузиным вышли полюбоваться открывшейся панорамой.
Вдали за рекой раскинулся город. Среди черно-серой массы бревенчатых изб и строений светлыми пятнами выделялись каменные храмы и башни. Серебристо-белые и позолоченные купола отражали последние лучи заходящего солнца. А вокруг уже в тени лежали разделенные лесами и перелесками многочисленные слободы и села.
«Вот поле, которое предстоит распахать. Вот город, который я сделаю прекрасным!» — с этими мыслями Фиораванти опять забрался в сани под медвежью шкуру. И лошади, точно чувствуя близость отдыха и теплой конюшни, бойко помчали к Москве, в Кремль.
Наутро великий князь и государь Иван III торжественно принимал знаменитого итальянского архитектора и инженера Аристотеля Фиораванти.
Итальянец, сопровождаемый Толбузиным, отправился во дворец пешком. Хотелось поближе разглядеть эту «гиперборейскую» столицу.
Княжеский дворец, стоявший на вершине холма, отличался от окружающих строений и размером и какой-то буйной фантазией неведомого мастера. Десятка полтора различных по внешнему облику строений были объединены в единое целое многочисленными переходами и галереями — висячими, открытыми, под навесом и вовсе глухими.
По широкой, устланной цветным сукном лестнице Аристотеля провели в большую комнату. Бревенчатые стены от пола до потолка были затянуты парчой и камкой (шелковая ткань с узорами). В углу висели красочные иконы. На полу лежал восточный ковер. Чуть с краю стоял дубовый стол, украшенный искусной резьбой, по боковым стенам тянулись скамейки, а прямо против двери — огромное кресло, обитое итальянским бархатом и серебряными пластинами, — государев трон.
Великий князь сам пошел навстречу Фиораванти. Встретил его посреди залы. Дружески, радостно обнял за плечи и обратился с приветственной речью на плохом латинском языке. А когда после всех обязательных официальных слов заговорили о предстоящей работе, о деле, великий князь перешел на русский, доверив переводить Федору Курицыну. Во время перевода князь нетерпеливо крутил большую красивую пуговицу на кафтане Фиораванти. Аристотель попытался было отступить на шаг, но не тут-то было. Иван III, увлеченный разговором, шагнул за ним следом. Лишь совсем открутив пуговицу, он заметил непроизвольную работу своих рук. Вручая со смехом пуговицу Аристотелю, великий князь еще раз повторил свою просьбу:
— Первым делом собор воздвигнешь. Да такой, какого на Руси еще никогда не было. Потом пушки лить начнем. Свой Пушечный двор наладим. Мастеров моих научишь. Мне сейчас свои московские пушки больше всего нужны. А дворец для меня строить погодим. С хорошими пушками и в плохом дворце пожить не зазорно… Ну, а теперь пора к великой княгине… Ждет, поди, не дождется гостя из родных мест…
Слухи разносятся быстро. На второй день в Москве уже стало известно, что приехал ученый иноземец из Венеции и великий князь поручил ему строительство Успенского собора на месте неоконченного, рухнувшего.
Фиораванти хорошо знал силу людской молвы и понимал, что сейчас сотни людей начнут внимательно и придирчиво следить за каждым его шагом, за каждым словом. Вот почему Аристотель решил приступить к делу без промедления, ставя в известность о своих поступках только великого князя.
Третий день пребывания Аристотеля в Москве еще только начинался, а старый мастер уже бродил по развалинам рухнувшего собора: щупал кладку, простукивал стены молоточком, даже пробовал что-то на язык. Вечером этого же дня Фиораванти высказал свое мнение великому князю Ивану III: известь, которую использовали Кривцов и Мышкин, совсем не клеевита, кладка стен гладкая, тут ничего не скажешь, но сам камень не очень прочен. Строить собор надо по-другому и в большей части из хорошего кирпича, лишь снаружи одевая его белым камнем.
Уже на следующее утро опытные плотники под присмотром подмастерья Петра начали сколачивать на Соборной площади огромную треногу. А сам Фиораванти ускакал за город осматривать залежи добротной глины.
За день тренога была готова, К ней на канатах подвесили здоровенное бревно с окованным железом комлем. А к вечеру вернулся усталый, но довольный Фиораванти. Московские гончары подсказали ему хорошее место для кирпичного завода — за Андрониковым монастырем, неподалеку от кладбища.
Пока за городом рыли глину и готовили печи для обжига, в Кремле начали рушить уцелевшие стены собора. Сначала их подперли массивными бревнами. Потом, подтащив треногу, тараном стали разбивать основание этих стен. А когда мастера набили в стенах уже достаточное количество проломов, работники облили смолой подпорные столбы и подожгли их. Стены рухнули с грохотом, разбрасывая вокруг мелкие осколки, головешки, искры. Такой быстроты и ловкости москвичи еще не видывали. И удивленный летописец вынужден был записать: «Еже три года делали, во едину неделю и меньше развали».
Пока согнанные отовсюду мужики не торопясь разбирали обломки и откладывали в сторону камень, еще пригодный для будущей стройки, Аристотель Фиораванти не отходил от стола в своей комнате — что-то чертил, рисовал, считал, мерил линейкой и циркулем и вновь принимался чертить.
Повесть о жизни и деяниях русского первопечатника и просветителя Ивана Федорова. Это горькая повесть — повесть страданий, надежд и разочарований удивительного человека. «Путь к самосознанию русского народа, — читаем мы в повести, — лежал через грамотность, через знания, через книги». Иван Федоров со своим изобретением книгопечатания стоял у начала этого пути.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
33 рассказа Б. А. Емельянова о замечательном пионерском писателе Аркадии Гайдаре, изданные к 70-летию со дня его рождения. Предисловие лауреата Ленинской премии Сергея Михалкова.
Ежегодно в мае в Болгарии торжественно празднуется День письменности в память создания славянской азбуки образованнейшими людьми своего времени, братьями Кириллом и Мефодием (в Болгарии существует орден Кирилла и Мефодия, которым награждаются выдающиеся деятели литературы и искусства). В далеком IX веке они посвятили всю жизнь созданию и распространению письменности для бесписьменных тогда славянских народов и утверждению славянской культуры как равной среди культур других европейских народов.Книга рассчитана на школьников среднего возраста.
Книга о гражданском подвиге женщин, которые отправились вслед за своими мужьями — декабристами в ссылку. В книгу включены отрывки из мемуаров, статей, писем, воспоминаний о декабристах.
Эта книга о великом русском ученом-медике Н. И. Пирогове. Тысячи новых операций, внедрение наркоза, гипсовой повязки, совершенных медицинских инструментов, составление точнейших атласов, без которых не может обойтись ни один хирург… — Трудно найти новое, первое в медицине, к чему бы так или иначе не был причастен Н. И. Пирогов.