Кремлёвские мастера - [21]

Когда дьяк объявил указ, Василий Дмитриевич поначалу возликовал. Надеялся, что он будет главным на строительстве и храм воздвигнут по его замыслу, а Иван Голова станет заниматься только денежными и хозяйственными делами. А вышло в конце концов все наоборот. Его, Ермолина, от дела вовсе отстранили, а строить поручили хитроумным псковичам.

В тот день, когда князь объявил это решение, Василий Дмитриевич слег. Опытная старуха с посада ставила ему тогда на побагровевшую шею, на плечи и за ушами маленьких, скользких пиявок — отсосать дурную кровь.

Пока Ермолин старался перебороть тяжкую болезнь, псковские мастера не теряли времени. Они успели побывать во Владимире, внимательно осмотреть старинный Успенский собор, вновь вернуться в Москву, вырыть новый ров для фундамента и забить в подошву рва сотни толстенных дубовых свай. Новый московский Успенский собор должен был превосходить по длине и ширине владимирский образец.

Василий Дмитриевич навсегда запомнил, как стали засыпать рвы для фундамента, выкопанные по его плану, по его замыслу. С той поры невзлюбил он псковских мастеров. И хотя признавал талант и умение Кривцова и Мышкина, но своей нелюбви к ним перебороть не мог.

Иногда вечерами, когда каменщики уже расходились по домам, Ермолин приходил на стройку. Поднимаясь на леса, он мысленно возводил храм, начатый псковичами. Шестнадцать квадратных колонн должны были поддерживать своды собора. На восемь западных столбов опирались просторные хоры — балкон для княжеской семьи и знатнейших бояр. Отгороженные от простого люда, они могли сверху следить за торжественным богослужением. Лестница на хоры шла в толще северной стены. В основании этой же северной стены мастера устроили специальные углубления — аркосолии для гробниц русских митрополитов, которые будут похоронены в соборе. Такие же ниши были сделаны и в южной стене.

Повторяя в плане владимирский храм, Кривцов и Мышкин не могли вместе с тем повторить технику его сооружения. Приходя на стройку, Ермолин замечал, как слишком жидко разводят известь для кладки, как слишком топко выкладывают северную стену, внутри которой шел лестничный ход. Видел и молчал. И тешил себя надеждой, что все же настанет день, когда придут к нему на поклон, когда попросят его совета и помощи.

Но, увы, день этот все не наступал. Зато наступил другой, когда стены нового храма поднялись почти на полную высоту и опытные каменщики стали рушить и разбирать первоначальный Успенский собор времени Ивана Калиты. Ох, как хотелось тогда Василию Дмитриевичу прибежать на площадь, закричать, остановить работающих и сказать им: «Подождите. Остановитесь. Не разбирайте старый храм. Новые стены тонки и непрочны. Рухнут они, и останется Москва без соборного храма». Но не сделал этого. Кто послушает его, впавшего в немилость у великого князя?!

Сейчас, отбивая перед иконой земные поклоны, Ермолин чувствовал свою вину: может, надо было все же сказать, может, прислушались бы к его словам?

А может, все, что случилось, есть знамение? Есть указание свыше великому князю — еретику, с небрежением относящемуся к настоящей вере отцов? Ведь где это видано, чтобы государь собирался отобрать земли у монастырей, отобрать то, что принадлежит церкви по праву? Такое только еретик сотворить может. Может, и храм рухнул князю в назидание…

Утешив себя такими раздумьями, Василий Дмитриевич Ермолин степенно отправился из церкви домой.

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Многие десятилетия ученые считали, что время монгольского ига на Руси — это время глубокого упадка Древнерусского зодчества, время «мертвого затишья» и утраты славных традиций высочайшей культуры Владимиро-Суздальского великого княжества.

Историков подавлял размах строительных работ владимирских князей, когда за 82 года (с 1152 до 1234) было сооружено 28 монументальных каменных зданий. Завороженные этой цифрой, специалисты даже не пытались собрать рассеянные по крупицам археологические находки и письменные сведения о строителях средневековой Москвы.

Оказалось, что даже цифры, собранные воедино, уже способны поведать немало интересного.

Начиная с Ивана Калиты — первого московского великого князя, — в Москве за 25 лет возводится семь каменных строений. За это же время могущественнейший соперник Москвы — тверской князь строит всего одну каменную церковь.

За последующие 42 года, когда Москва укрепляет свою власть и готовится к свержению ненавистного татарского ига, на землях Московского княжества вырастают еще 13 монументальных каменных зданий. Размах строительных работ уже почти приблизился к темпам Владимиро-Суздальской Руси.

Характерно, что именно в эти годы московские зодчие не только используют приемы и технику своих предшественников из Владимира и Суздаля, а применяют и все лучшее, что было создано мастерами Чернигова, Полоцка, Галицко-Волынского княжества. Москва становится не просто столицей большого княжества, но центром собирательства культурного опыта всей Руси.

Но вот над страной прогремело эхо великой победы на поле Куликовом. Недостижимо вырос моральный и политический авторитет Москвы. И за 72 года (с 1490 по 1562) — а из них тридцать лет не было твердой власти — на землях Московского государства поднимается 20 новых белокаменных строений. Одновременно Московский Кремль опоясывается могучей крепостной стеной из камня. Подобное не могло себе позволить ни одно из княжеств — противников Москвы. (В Твери за эти же годы возведено всего десять каменных строений.) Все эти цифры позволяют нам говорить о становлении Москвы не только как государственного и политического, но и как культурного центра русской земли. Именно в эти годы закладывается и формируется московский стиль в архитектуре, стиль, ставший со временем общенациональным. А невиданный по своим масштабам и планам размах градостроительных работ при Иване III даже вынуждает московского князя призвать опытных зодчих из других городов России и из европейских стран.