Кремлевские любовницы - [65]

Сам Ягода любил хвастать тем, что он может любого сделать доносчиком, даже самого закадычного врага власти.

«Кому охота умереть с голоду? — говорил он. — Если ГПУ берет человека в оборот с намерением сделать из него своего информатора, то как бы он ни сопротивлялся, он все равно в конце концов будет у нас в руках: уволим с работы, а на другую нигде не примут без секретного согласия наших органов. И в особенности, если у человека есть семья, жена, дети, он вынужден быстро капитулировать».

Вот с таким монстром приходилось бороться Бажанову, осуществляя одну попытку за другой покинуть страну. Когда это ему все же удалось, Борис обосновался в Париже. Там он занялся журналистской практикой — делом не очень прибыльным, но позволявшим довольно сносно жить. Тем более что Бажанов еще с ранней юности привык вести удивительно скромный образ жизни. У него не было вредных привычек, всем напиткам он предпочитал чай, пища ему нужна была лишь для того, чтобы поддерживать силы. Одевался он также очень скромно.

Такое поведение было крайне не типично для русской эмиграции, привыкшей вести беззаботный, порой расточительный образ жизни. Появление в их среде сталинского секретаря было явлением удивительным и неожиданным. Это был первый коммунист, с которым белоэмигранты столкнулись во Франции.

Но несмотря на все разногласия, было у Бажанова одно качество, вполне соответствовавшее «парижскому стилю», — он был, мягко говоря, не равнодушен к хорошеньким женщинам. Ни одна из них так и не стала мисс Бажановой. Он предпочитал быстро проходящую любовь в отелях спокойным семейным узам. Когда же друзья спрашивали его, почему он не обзавелся семейным гнездышком в России, он отвечал:

— Я не имел морального права жениться. Моя жена автоматически стала бы заложницей в глазах Сталина. Кроме того, она легко могла бы остаться вдовой.

И это заявление было горькой правдой. Борис несколько раз подвергался нападениям, всегда лишь чудом избегая летального исхода. Среди них были автомобильные аварии, вооруженный испанский анархист, ревнивый муж, с чьей женой Бажанов якобы имел связь…

Бажанов был умным и чутким политиком, умевшим ловко обходить расставленные ГПУ подводные камни. Известен случай, когда он, посещая курсы английского, познакомился с молодой латышкой Вандой Зведре. Она была женой крупного чекиста и жила в доме ГПУ на Лубянке. Завязался легкий роман. Ванда часто бывала в доме Бориса, а как-то пригласила его к себе. Борис пошел — уж очень ему хотелось посмотреть, как живут чекистские верхи. Мужа дома не было, и Ванда, объяснив, что он в командировке, предложила остаться на ночь. Это запросто могло быть провокацией. Неожиданно вернувшийся муж мог застрелить Бориса, а потом сказать, что не представлял, в кого стреляет. Бажанов все это понимал, поэтому под благовидным предлогом отправился домой.

Бажанов с легкой грустью признавался, что в Советской России у него был «только один роман» — с Аленкой Андреевой — 20-летней дочерью директора Путиловского военного завода. За свою недолгую жизнь девушка хлебнула немало горя: бежавший от красных отец умер с голоду, мать, не пережив этого, сошла с ума. Сама Аленка в 15-летнем возрасте примкнула к комсомольцам и приехала в Москву. В 17 лет Андреева вышла замуж за генерального секретаря ЦК комсомола Смородина. Комсомольский лидер влюбился в юную красавицу без памяти. Позже она стала работать в аппарате ЦК партии. Там они с Бажановым и познакомились. Чувство, охватившее Аленку, было настолько сильным, что она решила оставить своего мужа, но переехать к возлюбленному не решилась. Однако они по соседству: она — в доме Советов, он — в 1-м доме Советов.

Постепенно эволюционируя в своих взглядах, Бажанов начал планировать побег за границу. Ему, конечно, хотелось открыться во всем Аленке и обсудить с ней план совместных действий, но она была слишком идеологизирована, и Борис опасался элементарного непонимания с ее стороны. Тогда он решил прибегнуть к хитрости.

Бажанов перевел Аленку на работу в Наркомфин и там придумал ей командировку в Финляндию. Он рассчитывал, что на обратном пути они встретятся в Гельсингфорсе (Хельсинки), где он ей все и расскажет. Пусть она решает сама, как поступить: остаться с ним или вернуться в Москву. Таким образом, риск для нее сводился к минимуму. Если она возвратится домой, то тем самым явит полную лояльность правительству и абсолютную непричастность к планам Бажанова. По началу все шло так, как задумал Борис. Но как только дело пошло через ГПУ, посыпались одна неприятность за другой. Подписывавший все заграничные паспорта Ягода намеренно не хотел выпускать Бажанова. Он избегал аудиенций, по телефону Борису ничего толком объяснить не могли. Бажанов слегка занервничал — ему срочно необходимо было выехать за границу еще и потому, что он вез спортивную команду конькобежцев на ответственные соревнования в Тронхейм. Спортсмены имели все шансы на победу.

Поняв, что в ГПУ ему толку не добиться, Борис отправился к Молотову и изложил суть дела. Мол, Ягода намеренно тянет время, добиваясь того, чтобы команда опоздала на соревнования и поездка тем самым сорвалась. Далее Борис напомнил, что едет по постановлению оргбюро ЦК Этого оказалось достаточно. Молотов незамедлительно позвонил Ягоде, и уже через десять минут Бажанову был доставлен конверт с паспортом.