КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [35]

– Младший сержант, а вот вы наверняка собираетесь получить высшее образование.

– Ну, собираюсь, – не понял, при чем тут это, Кострюков.

– Вы, конечно, можете пойти поступать в Высшую школу милиции. Но правильные пацаны теперь все с юрфака ЛГУ. И именно поэтому мы здесь. Скажу по секрету, вы тоже должны непременно поступить в эту кузницу кадров. Я не обещаю никакой протекции, я просто прошу вас помочь бывшему выпускнику вашей будущей альма-матер. Это может сильно улучшить ваше настоящее. Один хороший поступок сегодня и чистая совесть навсегда вам практически гарантирована. Звоните, младший сержант, наверх. И доложите, что пришли мы. Сергей Соколов и Аэлита Ефремова.

– И вы думаете, этого достаточно?

– Думаю, да. Сергей Соколов, «Атолл». И его спутница.

Армейская сноровка и надежда на юридическую карьеру делали Виктора Кострюкова человеком гибким. Он гордился тем, что видел в армейском уставе множество лазеек для того, чтобы принимать решения самому. Все эти «в случае непосредственной угрозы жизни» или «преступные приказы» позволяли в случае чего не только сохранить лицо или жизнь, но и обеспечивали железное алиби: действовал по уставу. Виктор гордился тем, что умеет использовать формальную сторону дела себе на пользу. Вот и сейчас, взвесив все, что успели наговорить посетители, младший сержант решил, что, доложив о гостях, особо служебных инструкций не нарушит. А, напротив, продемонстрирует свой интеллект и способность ориентироваться в особой обстановке. Соколов же абсолютно не хотел козырять фамилиями и связями. Он был уверен, что его собственной фамилии в привязке к «Атоллу» будет достаточно. Уж в прокуратуре о нем точно слышали.

Кострюков позвонил на верхний пост. Верхний пост в приемную. В своем докладе о посетителях Кострюков не преминул сообщить, что некто Соколов из «Атолла» в том числе грозит потерей работы товарищам Сыдорченко и Винничуком. Всего-то пять минут, и за Соколовым и Ефремовой спустился невзрачный человек в штатском и попросил документы. Справка Ефремовой его не смутила.

– Хороший у вас репортаж был про бабку, которая за деньги против Березовского на митинги ходила, – сделал неожиданный комплимент Ефремовой человек в штатском. – И вообще, вы острая очень, темпераментная. Я «Скандалы на неделе» всегда смотрю. И хорошо, что вы сейчас без камеры.

– А мне вот жаль, что я без оператора. Так интересно тут у вас, – напористо отреагировала Ефремова.

Человек в штатском тем временем проводил Соколова и Ефремову в прокурорский кабинет. Хозяин тоже был в штатском – суббота. Ни Соколов, ни Ефремова не знали в лицо ни товарища Сыдорченко, ни товарища Винничука. Более того, как выяснилось, Соколов даже не собирался вникать в эти детали. Его, наконец, выпустили на арену, и было уже неважно, кого бодать: товарища Винничука или товарища Сыдорченко. Соколов подошел к хозяину кабинета на расстояние пощечины, сделал секундную паузу и начал:

– Здравствуйте, Зиновий Петрович! Фратрицид вам не к лицу! Он вас не красит!

Прокурорский босс завис не меньше чем на полминуты. Он даже не пытался что-то сказать, анализируя то, что услышал. Вернее, анализировать было особенно нечего: он просто пытался понять, как же он допустил, что в его кабинет проникли столь неадекватные люди.

– Какой френдоцид? И я не Зиновий Петрович. Меня зовут, да будет вам известно… – но в планы Соколова входило говорить, а не слушать, и он безжалостно пресек робкую попытку прокурора представиться.

– Не френдоцид, а фратрицид. Так правильно. Это значит дружественный огонь. Когда лупят по своим. А Зиновием Петровичем звали вашего земляка. – Тут Соколов сделал паузу и придирчиво осмотрел прокурора, словно прикидывая, можно ли того считать земляком Зиновия Петровича. Вздохнув, он решил, видимо, что с известным допущением прокурор за земляка сойдет, и продолжил: – Зиновием Петровичем звали российского вице-адмирала Рожественского. Без «д». Хороший был моряк. Смелый человек. Но не туда попал. И жизнь его пошла наперекосяк.

– Боюсь, что я вас не понимаю. – Прокурор и правда совсем не понимал, куда клонит Соколов. Но сравнение с российским вице-адмиралом заставило его приосаниться. – Не понимаю я вас, право.

Прокурор не добавил «сударь» по чистой случайности. Он заметил, что Ефремова стоит, и поспешил жестом показать ей на стул. Жест получился плавным и светским.

– Зиновий Петрович Рожественский во время Русско-японской войны выступил из Кронштадта во главе эскадры к театру боевых действий. На Дальний Восток. Дорога, сами понимаете, дальняя. Англичане очень бузили и почти в открытую поддерживали японцев. Все боялись провокаций. И вот как-то ночью в тумане Северного моря Рожественский принял свои корабли за английские миноносцы. И приказал открыть огонь. И он попал в крейсер «Дмитрий Донской». Но это еще полбеды. А знаете, в чем беда? – обратился к продолжавшему стоять прокурору Соколов.

– Не знаю, – честно признался прокурор.

– Беда в том, дорогой мой человек, что вторым кораблем, в который попал Рожественский, был крейсер «Аврора». Тот самый. Которому теперь сны про революцию снятся. Пять пробоин в «Авроре». Это, знаете ли, ошибка всей жизни. Лично я считаю, что «Аврора» тогда и обиделась. И на Рожественского, и на всю страну. И что? – Соколов остановился перед прокурором и смотрел в его глаза, не отрываясь.