КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [22]
– Тем мужчинам, – сообщала бумажка, – для кого святой князь Борис является покровителем, икона поможет избежать болезней, убережет от врагов, поможет обрести дружную семью и надежных друзей.
Из-за двери послышались напряженные и быстрые шаги, которые больше походили на стук копыт. Конечно, Березовский понимал причину бешенства Соколова: тот сначала «напряг» старых друзей, рисковал своей шкурой и шкурой Бетти. Потом поддерживал с Бетти связь и продолжал исправно отправлять ей «файлы», необходимые для номинации. «Конечно, нужно было раньше ему сказать, – подумал Березовский. – А теперь от других узнал». Узнал и требовал объяснений. Соколов же, со своей стороны, так вошел в роль и в раж, что изображать бешенство ему почти не приходилось.
– Так это Бадри вас отговорил, Борис Абрамович?
– Какой Бадри, Сереженька, меня же отговорить практически невозможно. Просто дали понять люди, что «Нобель» мне не светит.
– Что за люди?
– Ну, знающие, люди, Сережа.
Березовский чувствовал себя совсем неуютно.
Но все же считал необходимым объясниться – ведь кашу с этим «Нобелем» заварил он сам. Кто же еще.
– Пойми, Сереженька, не любят нас в этом Нобелевском комитете. Антисемиты там все! Антисемит на антисемите! За нос не дают! За мой еврейский нос!
– Сенсационно. Сенсационно, – пытался подавить накативший смех Соколов. – А как же Бегин? Ландау? Рабинович?
– Какой еще Рабинович?
– Ну, какой-нибудь Рабинович среди лауреатов наверняка есть! Не Рабинович, так Гинзбург! Не Гинзбург, так Гольдштейн! Не Гольдштейн, так Розенблюм! А если Иванов там есть, то тоже, наверное, наполовину Шмеерсон. Не только фамилии, а шнобели вон у всех еврейские, но за шнобель не дают только вам! Херня какая-то получается. – Соколов доигрывал партию и почти срывался на крик.
– Гольдштейн-то, может, и есть какой. А вот Березовского теперь не будет. Да и хер с ними, с нехристями! Вертел я их всех! – Борис Абрамович неловко, но энергично показал, как и где он их вертел. Получилось похоже сразу и на мельницу, и на ручную мясорубку.
– Так нехристи или антисемиты виноваты? – пытался докопаться до истины Соколов. – Вы определитесь, Борис Абрамович!
– Да какая теперь, нахер, разница, Сережа. Враги! Кругом враги! Ступай, Сережа. Ступай. Спасибо. И Бетти привет передавай!
Соколов вышел из кабинета и направился в «бункер». Переключил тумблер. Было видно, как Березовский с облегчением выдохнул. Потом достал из-под кипы бумаг «карманного Бориса», опер его на стакан с авторучками и перекрестился. Получилось сносно: справа налево и достаточно истово. Соколов одобрительно кивнул монитору.
– Божий человек вы, Борис Абрамович. Аминь.
Мага долго не брал трубу, а когда взял, Соколов коротко сообщил:
– Все, Мага. Бортов больше не будет. Дальше сами.
На этот раз бывший солист ансамбля «Вайнах», ветеран Афганистана, а ныне полевой командир Магомед Зурабов не плакал. Среди детей, которых Березовский вывез на «большую землю», было несколько ребят из его, Магиного, ансамбля. Были там, конечно, и родственники. А попробуй собери два самолета детей из Чечни, и чтобы там не было родственников. Это Мага собрал детей по мобильным группам. Бетти только оставалось отправлять их на аэродром.
Соколов просто выполнил просьбу друга по грозненской юности. Мага хоть и стал «бородачом», но так и остался сентиментальным солистом главного ансамбля Чечено-Ингушской АССР. А может быть, просьбу Маги Соколов выполнил и не просто так. Кто же знает, что руководит поступками людей между двумя войнами.
На саммит нобелевских лауреатов, который прошел на Капри, Бетти Уильямс отправилась просто гостем. Бориса Березовского в качестве номинанта она не представляла: нужного количества «файлов» так и не набралось. Да и Борис как-то неожиданно поостыл, мягко говоря. Когда Бетти села на паром Неаполь – Капри вместе с парой десятков других нобелевских лауреатов, раздался звонок. Звонил Соколов.
– Хай, Бетти! Итс Сергей коллинг! Борис сэд итс а пити, бат сенкью вери мач фор ол ю мейд фор ас!
– OK, Sergey. Thanks for all. Especially for Spas-12.
– О’кей, Бетти. Ку-клус-клан!
– Ku Klux Klan, Serge! Bye.
Бетти Уильямс с грустью посмотрела на свою руку. На ней уже давно успели зажить и шрамы от поцелуев «бородачей», и мозоль от спускового крючка помповой винтовки «Спас-12». Остров Капри стремительно приближался.
Следствие ведут… м*даки
– Спасибо тебе, дорогой товарищ Чаушеску. Не подводишь меня, дорогой и любимый. Ох, епт, зараза, не подводишь!
Геннадий Андреевич Судаков, советник юстиции второго класса, следователь Генпрокуратуры Российской Федерации, сидя на рабочем месте, довольно фамильярно разговаривал со своим костюмом. Только что он пинцетом извлек из нагрудного кармана пиджака свернутую в аккуратный рулончик заначку. Возможность опохмела стала осязаемой. Судаков много раз поблагодарил себя за проявленную когда-то предусмотрительную смекалку. Теперь уже довольно много лет назад он не стал распарывать карман нового коричневого румынского пиджака, тайно надрезав лезвием лишь пару стежков. Называть свой костюм «Чаушеску», Судаков стал на следующий день после скоропостижной казни румынского вождя и его супруги в 1989 году в поле у городка Тырговиште, то есть, как подсказала надпись на подкладке, на малой родине костюма. До этого лет пять костюм прожил безымянным и единственным. «Чтоб форму держал», – объяснил тогда он своей удивленной жене Инге решение оставить неприкосновенным идеальный для прокурорского удостоверения карман. А вот боковые карманы он распорол, и теперь они обвисли, как щеки престарелого хомяка. Обвисли главным образом не от мелочи, а от шкаликов, которые так уютно было пить на московских бульварах в первые годы после перевода в Москву. Понятное дело, еще до горбачевского сухого закона. Кстати, и мелочью тогда еще можно было расплатиться. А теперь даже дети Судакова перестали шарить по его карманам: инфляция. И только Инга добросовестно, два раза в неделю, проверяя на всякий случай содержимое бумажника, снабжала его пиджак довольно свежими носовыми платками. Кажется, это было чуть ли не единственным проявлением аккуратности со стороны его расплывшейся, неразговорчивой, но голосистой жены. Скандалила она спорадически, спонтанно и немотивированно – именно так, по-следаковски, сформулировал когда-то для себя Судаков особенности этого стихийного бедствия. Что касается сегодняшнего утра, то сегодняшним утром скандал был не настоящий, а рядовой. По обстоятельствам.
