— И что — и это всё? — не сдержался я. — Только–то и всего?
— А ты ждал чего–то большего? — засмеялся Доценко. — Ты надеялся увидеть погоню, перестрелку, мучительные раздумья сыщика, да?
— Вообще–то, сегодня я надеялся хорошо выпить и закусить…
— Видишь, Кирилл, какая наша работа: чаще всего это скучное утомительное занятие. И писанины в ней чересчур уж много… А сегодня и в самом деле повезло. Если бы быстро не нашли — потом побегали бы… И всё равно очень часто всё впустую бывает…
Он немного помолчал, потом опять усмехнулся и сказал:
— Небось, думаешь: аккуратненько сработать — так и не найдут вообще. Всё взвесить, рассчитать, чтоб никаких следов, никаких свидетелей… Думаешь, наверно, что милиция ничего не может, её объегорить — раз плюнуть. Угадал?
— Был грех, думал так совсем ещё недавно, — признался я. — А сейчас вот не думаю.
— То–то.
— Да я и не пошёл бы никогда на преступление.
— Почему ты так уверен в этом?
— Желание совершить преступление — это симптом болезни, что–то из области психиатрии. Тут надо быть или полным кретином, совершенно безмозглым и ограниченным субъектом, или человеком невероятно дерзким, сильным, страдающим переоценкой собственного «я».
— Ну, совсем не обязательно, — неуверенно возразил Доценко. — Хотя, впрочем, какое–то рациональное зерно в твоих рассуждениях есть.
— А кроме того, с сегодняшнего дня эта дорожка для меня и вовсе закрыта.
