Кража на улице Окской - [2]

Шрифт
Интервал

Подошли мы к двери, Марина позвонила, никто не отозвался.

— Ну, конечно, когда нужно — её нет, — проворчала Маринка и капризно пнула дверь ножкой.

Дверь отворилась легко, бесшумно, и мне на секунду стало не по себе. Именно от этой загадочной, многозначительной тишины. Это было как пролог чего–то неприятного, тяжёлого… Мне вдруг померещилось чёрт знает что, какие–то синие удавленники в ванной, полуразложившиеся трупы на кухне, лужи крови на полу, терпкие, кисловато–сладкие запахи… Это продолжалось лишь долю секунды, а потом прошло. Никаких мертвецов в квартире не оказалось. Просто нашим глазам открылась отвратительная картина полной разрухи. Вселенский раскардаш, абсолютный бардак. Стулья были перевёрнуты, содержимое шкафов вывалено прямо на пол, всюду — на ковре, на полу, на столе — валялись бигуди, расчёски, косметика, кассеты, модные журналы. Вешалка в прихожей кое–как держалась на одном гвозде. Телевизор был отчего–то повёрнут экраном к стенке.

— Что… что такое? — в ужасе прошептала Марина и неловко, как–то боком шагнула в дом. — Что это? Что происходит, я тебя спрашиваю?

Она вдруг резко выпрямилась, словно её кольнуло под лопаткой, глянула на меня безумными, ничего не видящими глазами и вскрикнула визгливо, истерично:

— Обокра–а–а‑ли!..

Я тронул её за руку, желая привести в чувство, но она вырвалась, растерянно подняла с пола осколок вазы, потом медленно разжала пальцы. Стекляшка с оглушительным звоном грохнулась на пол. Марина вздрогнула, сжала ладонями виски.

— Обокрали!..

2. Доценко

В три часа дня поступил вызов на улицу Окскую. Квартирная кража. В этом районе уже четвёртая за месяц. Скорей всего, это было просто совпадение. Неприятное стечение обстоятельств.

— Есть у тебя что–нибудь по этой квартире? — спросил я у дежурного.

Лейтенант Белов развёл руками.

— Обычная хата. Ничего особенного. Хозяйка… некто Шутикова… в настоящий момент в Москве не проживает. Сдаёт квартиру двум студенткам из Ялты: Нестеренко и Ахметовой. Временная прописка оформлена, придраться тут не к чему.

— А что участковый?

— Я уже интересовался. Емельяныч говорит, что девчонки тихие, ни в чём таком криминальном не замечены. С соседями дружат, оттуда никаких сигналов, никто не жаловался. Тоска… Похоже, Трофим, там обычная квартирная кража.

Ну, это мы ещё посмотрим, решил я. Не будем спешить. Вон в прошлый раз: вроде бы ничего особенного, а копнули поглубже — и завертелось. Оказалось, что хозяин фотографировал девчонок–малолеток нагишом. Прямо дома. Нашли мы у него пачку фотоснимков, негативы, целый шкаф женского белья (а фотограф–то был холостяком) и даже один фаллоимитатор. Извращенец, судя по всему, имел неплохой навар. Кто–то об этом знал, влез в квартиру, пока хозяин нежился с одной из своих соплюшек в Геленджике, и сорвал крупный куш…

Бригаду собрали быстро. Только Серёгу Ежаева опять ждали. Он отпросился в «Промтовары», там вдруг выбросили импортные батники. К тому же Ежаев забрал нашу машину. Позвонили в магазин, немного подождали. От отделения до улицы Окской пять минут езды, так что никакой задержки, собственно говоря, не было. Ежаев всю дорогу ворчал, что, дескать зря не дали очередь достоять, всего человек шесть оставалось, а теперь — неизвестно когда в следующий раз… Но напрасно он это. Никто его за шиворот к нам не тянул. Рабочий день у нас ненормированный, и вообще… Дело прежде всего!

«Вот всегда он так, — думал я о Ежаеве. — Малый ведь толковый, ничего плохого сказать не могу. В обыденной жизни — весельчак, живчик. А как новое дело начинаем, вечно ворчит. Всё ему не так… Нервное это у него, что ли? А чего нервничать? Ясно ведь и так, что квартирная кража — штука противная. Найдём хоть одну зацепку — даст бог, раскрутим весь клубок. А нет — так чистый висяк, на сто процентов…»

Приехали, вошли в квартиру. Тут даже меня оторопь взяла. Ну, влез ты, допустим, в чужой дом, грабишь… но зачем же учинять такой погром? Что ещё за дикость?

Девчонка–студентка, Ахметова, билась в истерике. Тут же, рядом с ней, вертелась пожилая женщина в шлёпанцах на босу ногу и в стареньком халате — по всему было видно, что соседка. На кухне курил какой–то парнишка лет двадцати, может быть, чуть больше. Его пальцы мелко дрожали, а сам он был немного взвинчен, возбуждён. Я видел, что всё происходящее ему страшно интересно. Ещё бы: для него это — кино! Де–тек–тив! Боже, как скучно!..

3. Логунов

Весело, ах как бывает весело, когда залезешь в чужую квартиру! Я это хорошо знаю. Однажды мы с братом сделали то же самое. Только ничего не украли, если не считать маленького мячика из плотной упругой резины. Он был очень прыгуч, этот мячик, — ударишь его об пол (легонько, вполсилы), а он подлетает до потолка, а потом ещё раз, и ещё, и ещё… Мы не смогли устоять и спёрли этот мяч. Мне было лет двенадцать, а брату четырнадцать. Шли по улице, увидели открытое окно на первом этаже и, не размышляя ни секунды, залезли в дом. Ходили по комнатам, рассматривали вещи на полках и фотографии в альбоме, заглянули в шифоньер и не нашли там ничего для нас любопытного, сунулись в холодильник, но кефиром и посиневшей полусъеденной курицей не заинтересовались… Брат хотел найти деньги (мы тогда как раз собирали значки и очень нуждались в наличности), но долго рыться в вещах мы не могли, было страшно. Страшно и… здорово! Обжигало холодом живот, оглушительно стучало сердце, гулко пульсировало в висках, слух фиксировал каждый звук, каждый шорох, сладко ныло где–то внизу, в области мочевого пузыря, и сосало в желудке. Только потом, гораздо позже, я узнал, что всё это суть симптомы стрессового состояния, последствие мощного выброса адреналина в кровь. А тогда нам было не до этих высших сфер. Мы просто ловили кайф! Нам было легко и свободно, как после акта мастурбации… Вылезли на улицу через всё то же окно, пошли дальше. И вот что самое страшное: не было никаких последствий! Никто так и не узнал, что мы были в той комнате. А память о том мучительно–приятном, почти предсмертном наслаждении осталась, — память, рождающая непреодолимый соблазн…


Еще от автора Алексей Станиславович Петров
Остаться у бедуинов навсегда!

О сафари в Сахаре, верблюдах, бедуинах и звёздном небе.


Северин Краевский: "Я не легенда..."

Его называют непревзойденным мелодистом, Великим Романтиком эры биг-бита. Даже его имя звучит романтично: Северин Краевский… Наверно, оно хорошо подошло бы какому-нибудь исследователю-полярнику или, скажем, поэту, воспевающему суровое величие Севера, или певцу одухотворенной красоты Балтики. Для миллионов поляков Северин Краевский- символ польской эстрады. Но когда его называют "легендой", он возражает: "Я ещё не произнёс последнего слова и не нуждаюсь в дифирамбах".— Северин — гений, — сказала о нем Марыля Родович. — Это незаурядная личность, у него нет последователей.


Адюльтер доктора Градова

Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.


Ночной вызов

С первого взгляда — обыкновенные слова, повествующие о тяжёлой жизни и работе врачей в России."…любимая песенка: хоть раз выспаться как следует…". Невысокий основной оклад, заставляющий подрабатывать по ночам на скорой.Обыкновенный рассказ, рисующий обыкновенную жизнь, и обыкновенные смерти (хотя может ли быть смерть обыкновенной?). Обыкновенные слёзы и переживания близких. Обыкновенное совпадения, подтверждающее, что мир тесен. Даже мистика скорее обыкновенная, нежели какая-то особенная.Как хорошая хозяйка (простите меня за это сравнение) готовит необычайно вкусные салаты из обыкновенных продуктов, так и Алексей Петров создаёт из обычных ингредиентов замечательный рассказ.Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,Артем Мочалов (ТоМ)


Это только секс

Наверное, можно поморщиться, начав читать этот рассказ. Опять, мол, не то братки, не то торгаши, смутное время. На самом деле рассказ немного не об этом. Он просто лишний раз подчеркивает, насколько у нас в обществе сейчас перестали ценить человеческую жизнь. Не важно чью: бомжа, проститутки, доктора наук или простого обывателя. И можно говорить сколько угодно о том, что мы стали черствыми, не учимся на примерах высокого, не ходим в церковь. Без этого, конечно, не обошлось. Но главное, что при нынешней безнаказанности и попустительстве правопорядка сама жизнь перестает хотя бы сколько стоить.


Тост

В рассказе нет ни одной логической нестыковки, стилистической ошибки, тривиальности темы, схематичности персонажей или примитивности сюжетных ходов. Не обнаружено ни скомканного финала, ни отсутствия морали, ни оторванности от реальной жизни. Зато есть искренность автора, тонкий юмор и жизненный сюжет.


Рекомендуем почитать
Рукавички

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Свете тихий

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Ого, индиго!

Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.


Менделеев-рок

Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».


Русачки

Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..


Лягушка под зонтом

Ольга - молодая и внешне преуспевающая женщина. Но никто не подозревает, что она страдает от одиночества и тоски, преследующих ее в огромной, равнодушной столице, и мечтает очутиться в Арктике, которую вспоминает с тоской и ностальгией.Однако сначала ей необходимо найти старинную реликвию одного из северных племен - бесценный тотем атабасков, выточенный из мамонтовой кости. Но где искать пропавшую много лет назад святыню?Поиски тотема приводят Ольгу к Никите Дроздову. Никита буквально с первого взгляда в нее влюбляется.