Красный Ярда - [15]

— Маричка, наверное, гордилась этим?

— Может быть, и гордилась бы… Но все вышло иначе: его схватили в лесу. Он сидел на пеньке и любовался восходом луны. «Три месяца, говорит, я не видел, как восходит луна. Эх, хорошо бы забраться на луну. Смотрел бы я оттуда на жандармов да поплевывал бы на них». Мне это рассказал лесник, наш кум, — в то время он встретился с Барро в лесу. Кум не знал, что цыган бежал. А тут жандармы выскочили из кустов и связали Барро. Вот и вся история. Потом Маричка спросила его: «Почему ты не зашел ко мне?» Он говорит: «Луна задержала. Я на нее залюбовался и забыл про жандармов». Маричка выслушала его и начала упрекать, что луну он любит больше невесты. Все село на него пальцами показывало… Да, был среди цыган последний поэт, романтик, но и его никто не понял.

Янош замолчал, а потом сказал загадочную фразу:

— Наши цыгане пляшут под дудку тех, кто больше платит.

Трактирные завсегдатаи стали расходиться.

— Далеко живет этот старый цыган? — спросил Ярда.

— Вы хотите пойти к нему в гости? Барро зарежет вас: он видел, что Маричка вам улыбалась.

— Попрошусь переночевать.

— Все равно зарежет. Знаете что? У нас есть прекрасная комната — в ней вы и переночуете.

— Нет, — решительно ответил Ярда. — Я не люблю летом спать в доме. Предпочитаю сеновал.

— Конечно, можно и на сеновале переночевать, но мне как-то неловко…

— Я люблю спать на сене.

Они забрались на сеновал Ферешей по лесенке, приставленной к слуховому окну. Ярда уютно расположился на душистом сене. Янош собирался спуститься, когда Ярда сказал:

— А ваш отец не будет сердиться, что здесь ночует бродяга?

— Что вы, — отозвался Янош, — какие пустяки! А кроме того, ему сейчас не до этого, он занят политикой. Если бы не ночь, я кое-что рассказал бы вам, но сейчас пора спать.

— О политике я готов слушать когда угодно, — ответил Ярда.

Зашуршало сено, скрипнули доски — и возле Ярды очутился Янош: видно, ему не терпелось поговорить с кем-нибудь об отце. Ярда предложил:

— Давайте говорить «ты», хорошо?

— Хорошо! — обрадовался Янош. — А теперь о политике. Мой отец, как я тебе говорил, здешний староста. Он хочет попасть в парламент, но на его пути стоит помещик, который уже десять лет избирается депутатом от нашего округа. И на этот раз, конечно, выберут господина Капошфальви, а не отца. Капошфальви — потомственный дворянин, у него герб и родословная, а мой отец хоть и господин староста, а всего лишь простой крестьянин…

Теперь Ярде стало понятно, что это за Капошфальви, о котором кричал в трактире цыган, но связь между благородным господином, скрипачом-цыганом и отцом Яноша была пока не ясна.

— Отец спит и видит, как бы побить на выборах этого Капошфальви. А тот тоже не дремлет, подкупил всех цыган, в первую голову Маричкиного отца, чтобы его хвалили. Цыгане таскаются по трактирам и орут: «Да здравствует наш депутат, благородный господни Капошфальви!» Отец, как услышал это, совсем лишился сна. Надо же было ему прохлопать такое! У цыган куча детей, зато нет никаких политических убеждений. За деньги эти субъекты готовы орать что угодно…

Участие цыган в политической жизни округа уже не удивляло Ярду. Он усмехнулся и сказал:

— Хочешь, я тебя научу, как обставить господина Капошфальви?

— Не шутишь? — с тревогой спросил Янош. — Для меня это очень важно. Я боюсь, как бы отец от политики не свихнулся. Что я должен сделать?

— Принеси мне стакан молока и кусок хлеба.

— Отец за победу над Капошфальви выкатит тебе бочку вина!

— Это только аванс.

Янош бесшумно выскользнул из окошка. Вскоре он принес кувшин молока и пышный домашний пирог. С удовольствием ужиная, Ярда расспрашивал Яноша об его отце, о жизни деревни и, наконец, о старом цыгане:

— У него много детей?

— Маричка и двенадцать мальчишек. Чертова дюжина.

— Хорошее число! Оно сулит провал господину Капошфальви. Сходи-ка утром к этому цыгану, дай ему денег и попроси его, пусть он научит своих мальчишек громко славить благородного господина Капошфальви.

Воцарилась долгая пауза. Потом Янош холодно сказал:

— Я не понимаю.

— Сейчас поймешь. Ты должен подучить его ребятишек кричать такие слова: «Да здравствует наш депутат благородный господин Капошфальви! Да здравствует наш благородный отец!»

Янош расхохотался:

— Это мне нравится. А еще я сделаю знамя, на котором будут написаны эти слова.

— Отлично! Не забудь еще одну мелочь: пусть они идут в одних рубашках.

Оба долго веселились, обдумывая детали торжественного шествия, и крепко уснули на сеновале, зная, что наутро им предстоят интересные дела.

Ярде снилась хохочущая Маричка, только смеялась она над ним, а не над Барро. Яношу снилась Прага и друзья-студенты. Время от времени он ворочался и что-то шептал по-чешски.

Утром Янош выдал Ярду за своего пражского знакомого, после чего Ярде предложили погостить в доме старосты. Оба молодых человека решительно принялись за дело, отыскали цыгана и его семью, сделали знамя…

Воскресным утром друзья пошли к церкви. Там уже было много прихожан. Нарядно одетые, они прогуливались по площади перед церковью. Чинные походки, серьезные лица — все говорило о том, что сюда пришли не легкомысленные гуляки, а добрые христиане.