Красный Яр. Это моя земля - [49]

— Бесспорно. Правда, не все проходят испытания.

— Сколько она еще пробудет без сознания?

— Не больше получаса, мы перестали ее поить и давать ей снадобья.

— Я столько ждал этого момента, столько ее к этому готовил, даже обручился с ней.

— После инициации она станет совсем другой, родится заново. И захочет ли она быть твоей невестой — большой вопрос. Теперь она полностью во власти Теси. Я предупреждал, что гарантировать ничего нельзя. Духи нам неподвластны.

— Да мне плевать, в чьей она будет власти и чего или кого она будет хотеть, да хоть тебя… лишь бы помогла мне с моими научными работами, — сказал Саша и, резко отвернувшись от высокой мускулистой фигуры с густой копной волос, направился к выходу.

Зверобой подождал, пока Саша выйдет из юрты, очень медленно снял с себя шаманский костюм и, оставшись в одной рубашке, лег рядом с Машей.

— Глупец твой Саша, так еще и не понял, что Духов нельзя перехитрить, — тихо прошептал он ей на ухо.

Сулейков Андрей. Дюймовочка

Скальный массив Воробушки состоит из скал Цыпа, Жаба и Гнездовье. Жаба и Цыпа считаются малодоступными для восхождения. На территории Столбов можно увидеть краснокнижное животное — сибирскую кабаргу. Кабарга — юркий дикий олень, который способен менять направление хода и, не снижая скорости, запутывать следы. Может взбираться на деревья на высоту до четырех метров. Отсутствие рогов в поединках с соперниками заменяется верхними клыками. Кабарга — одно из древнейших животных на планете — почитается народами Сибири. Из клыков и костей кабарги делают защитные амулеты, а также музыкальные инструменты.

Государственный природный заповедник «Столбы»:

Красноярск, ул. Карьерная, 26а

Азот в нашей ДНК, кальций в наших зубах,железо в нашей крови, углерод в нашем яблочном пирогебыли созданы в сердцах умирающих звезд. Мы — звездная пыль.

Карл Саган

Я подняла голову в почерневшее небо, увидела округлевшую луну и поняла, что наступила весна и школьный звонок уже прозвенел. В класс насыпало, как килек в банку, нарядных чернявых детей. Все они с горшками — водорослями в горшках — кружатся, кружатся, как крошечные черные суфии, а я сижу тихо, как мышь, в скорлупе кедрового ореха, в драном платье из розовых лепестков.

В руках у меня флейта — не флейта, а кусок кедра, что должен был ею стать. Я не успела вырезать корпус флейты — застряла. Слишком долго искала кабаргу — много дней и много ночей. Но не нашла. На рассвете каждого дня выбирала кедр. Все не то. А когда нашла кедр, время вышло, и я еле успела забиться в свою скорлупу.

Дети кружатся, кружатся, гоняясь за собственными хвостами. Я вжимаюсь в стену под подоконником и цепляюсь за горшок с растением. Скорлупа, как назло, издает хрустящие звуки, хотя я не двигаюсь и еле дышу, только бы не шуршать.

Напротив меня, улыбаясь беззубым ртом, сидит на четвереньках свекровь. Ее короткие вторые руки скребут под собой пол. Цыпы рядом нет. Да и откуда ему быть, он наверняка залег в Моховой, запустив четыре руки в свой рыжий мех.

У Цыпы сегодня день рождения, и мамочка подарила ему школу. Целую школу, куда пришло несколько тысяч детей. Настоящих живых детей — из плоти, а не из камня. Через некоторое время они вырастут, и одни дети съедят других детей. Оставшиеся в живых станут избранными, четырехрукими, медношерстными. Один из избранных получит шанс сыграть на флейте и вернуться на Землю.

Только песня кедровой флейты-кабарги открывает Дверь, делает кровь быстрой и горячей. Только я знаю, как убить кабаргу и вырезать из зуба кабарги мундштук.

Но кабарга еще на свободе. Вот почему я жива.

Под подоконник проник, протянулся ко мне, извиваясь, липкий свекровий язык. Я отпрянула. Хриплый голос спросил:

— А правда, что лепестки у твоего растения растут по правилу Фибоначчи?

Я промолчала — мне нельзя говорить. Людям здесь надо молчать, а иначе съедят, а я без школьной формы, да еще эта флейта… вернее, кусок кедра. Но я подумала, что да, конечно, в этом мире, где я живу уже много дней, именно в моем горшке лепестки растут по правилу Фибоначчи! В отличие от ваших чертовых водорослей, у которых ни стыда, ни совести, ни чисел, ни законов.

Стена под подоконником рухнула, я провалилась вниз, к подножию скал, и увидела там Цыпу, скребущего Землю, жующего Небо. Огненная шерсть блестела, словно смазанная жиром, по подбородку текла слюна. Я подползла к нему на коленях, сдерживая дыхание, так как нельзя приближаться к нему на вдохе — отравишься, погибнешь. И нельзя на выдохе — оскорбление рода. Подползла и уткнулась в ямочку под грудью — ее вырезали специально для меня.

Потом свекровь пожалела о ямочке, я ведь не поставила на пятки клеймо. Поэтому все годы я девственница, и у нас нет детей. Без клейма продолжать род нельзя.

Потихоньку придя в себя, я вспомнила, что были времена, и мы с Цыпой любили друг друга. И даже пробовали целоваться, но не удавалось, потому что у меня не было иммунитета. Но очень хотелось, и мы придумывали разные способы: через куски пробкового дерева, через мотки джутовой веревки. Не помню, получалось ли у нас, но мы любили друг друга, и надежда была велика. А потом я узнала, что есть род и есть клеймо, и когда он повел меня на свою первую свадьбу, я увидела, как это происходит.