Красный снег - [9]

Шрифт
Интервал

— Зря беспокоишься: Фофа раньше тебя догадался выехать.

— Не может быть! Я с ним недавно, как с тобой…

— Видно, подстегнул его кто-то, как батожком.

— Сволочь.

— Не сволочи, может, еще встренетесь, обниматься будете.

— Все, Катерина, завязал я дружбу в этой стороне.

— Слава богу, ум проклюнулся. Но с кем же тебе дружбу водить, как не с ними? Запрягли тебя, Семен, и будут погонять до той минуты, когда ноги отвалишь.

— Ты тоже меня не любишь?

— Чего мне тебе говорить про любовь? Сам знаешь, какая у меня к тебе любовь. Собакой ходил по поселку — стыдно было в родстве сознаться… Давай пошевеливайся, в дороге еще намилуемся.

Они как будто отдалились. Фатех разогнул застывшие ноги.

— Кто тут? — сразу же вскричал урядник.

— Крыса, должно быть.

— Чего-то уж больно шумно…

— Кота бы пустил, ловчей тебя бы справился.

Свет фонаря стал сильнее.

— Не дури, Семен, — громко сказала Катерина, — тебе со страху и домовые привидятся. Ехать пора!

Фатех стиснул зубы, стараясь унять дрожь. В ушах шумело, как будто в конюшню ворвалась и закружилась метель.

— Идем, говорю, — опять позвала Катерина, — некогда с тобой крыс ловить!

Огонь нырнул вниз. А потом удалился.

В степи было пустынно и одиноко. Ни звука, только шум шагов и шорох снега, приглушенный свист ветра и скрип ремней на сырцовых чунях.

Подбадривая себя, Фатех замурлыкал песню. Но песня застыла в пересохшем горле, словно и ей неуютно и страшно показалось в суровой заснеженной степи.

Впереди показалась темная полоса. Он остановился, соображая, что бы это могло быть. Полоса то появлялась, то исчезала, напоминая ровно поставленный частокол. Над ней низко нависала мгла всполошенных ветром снегов. Вблизи выросли два терновых куста. Фатех пошел к ним. Сделав шагов двадцать, он увидел, что стоит возле леса, ныряющего в глубокую балку.

— Ля иль лога… — прошептал молитву Фатех: вблизи Казаринки не было леса, он забрел неизвестно куда.

Прислонившись к корявому дубу, закрыл глаза от усталости и страха перед наступающей снежно-мутной, холодной ночью. Раньше Фатех думал, что только неверные плутают, не зная, куда им идти. Но вера может оказаться бессильной и для него, почитающего аллаха. Может быть, сила ее гаснет в отдалении от земли пророка?

Ему припомнились слова председателя Совета Вишнякова: «Вера — глупа, сама не думает и другим запрещает думать. Если она тебя преследует на юге, поезжай на север. От глупости надо бегать, иначе она тебя навеки приласкает».

Он суров. Ему не надо думать о ласке. Все дороги ему известны…

На опушке, у подлеска, снег оказался глубже. Фатех еле шел, иногда проваливаясь до пояса. Все вокруг стало серо-синим, разукрашенным малиновыми кругами, мелькающими перед глазами. Он боялся этих ярких кругов и старался отогнать их воспоминаниями. В какие-то мгновения это ему удавалось. К удивлению, он слышал голоса шахтеров:

— Подбей стойку, магомет твою душу! Стойку выпрямь!..

— Чего замеряешь? Все равно никто ничего не заплатит!..

— Уголек на боевые корабли пойдет — буржуев на море добивать!..

— На добытое всегда собственник найдется!..

— Собственник, говорят, теперь один — народ!..

— А мне какая печаль? Мое дело — руби…

— Правительство новое действует от народа!..

— «Коза» летит! Пошуми немцам — «коза» летит, как бы не посшибала!..

— Эге-ей! Поберегись, ферштейны!..

— Пора бы им домой. Почему не уезжают? На наш кусок зарятся!..

— Много от тебя получишь…

— Вишняков тоже сволочь, юлит перед ними, как сучка!..

— А чем они тебе кашу испортили?

— Всякого иноземца надо взашей!..

На смену шахте пришел казенный, из красного кирпича, дом Трофима Земного, сам Трофим, длиннобородый, в грязной спецовке, пахнущей шпалами, и его дочь Стеша, чернобровая красавица, похожая на Гулчахру. Трофим подбивает каблуки на старых сапогах, а Стеша сидит за шитвом и поет незнакомую песню:

Уж как пал туман на сине море,
А злодей тоска — в ретиво сердце…

— Донская, — ведет на нее мохнатой бровью Трофим. — Там умеют петь походные, — говорит он многозначительно в густую бороду.

Стеша не обращает на него внимания и продолжает:

Не сойдет туман со синя моря,
И не выйдет грусть зла из сердца вон…

Вдруг ему послышались слова Джалола:

— Замерзающему снятся приятные сны…

Фатех тряхнул головой, опустился на колени и начал с ожесточением тереть лицо снегом.

— Прости, Джалол. Аллах оставил меня…

Он на минуту затих, испугавшись гнева пророка за свои слова. А когда с трудом поднялся и посмотрел вперед, увидел скачущих в тумане всадников. Он услышал храп лошадей, звон сабель и чьи-то приглушенные шумом ветра голоса.

— Сель… — прошептал Фатех страшное для жителей горных селений слово о разливе в ущельях и побежал в сторону от всадников.

2

Фатеха подобрал приехавший в лес за бревнами Кузьма Петрович Ребро.

Замерзшего оттирали снегом и мазали гусиным жиром. Фатех лежал на лавке с закрытыми глазами, бормотал:

— Сель… сель… на конях…

— Чего он там? — спрашивала Варвара, жена Кузьмы, жарко растапливая плиту.

— Всю дорогу одно и то же, — хмуро отвечал Кузьма, растирая неподвижные ноги Фатеха. — Горячка, должно… Постели на кровати.

Варвара подбила подушку в ситцевой латаной наволочке, положила мехом вверх мужнин полушубок.


Еще от автора Тарас Михайлович Рыбас
Синеглазая

Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…


Рекомендуем почитать
Лейтенантами не рождаются

Вниманию читателей предлагается книга воспоминаний бывшего декана экономического факультета Пермского государственного университета А. П. Ларионова, участника Великой Отечественной войны.


Гвардии «Катюша»

Читатель! Эта книга расскажет тебе, как сражались советские люди, защищая родную землю, великий город Ленина, как первые гвардейцы Красной Армии в сложнейших условиях варварского нашествия научились успешно управлять огнем нового и необычного для тех времен реактивного оружия. Из ярких эпизодов тяжелых боев с фашизмом и массового героизма защитников Ленинграда ты поймешь, почему наш народ столь грозное оружие ласково окрестил девичьим именем — Катюша.


Призрак Императора

Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…


Зеленые погоны Афганистана

15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.


Кавалеры Виртути

События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.


Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.