Красный снег - [11]

Шрифт
Интервал

Фатех, наверно, услышал его и заметался на кровати.

— А ему житье у нас осточертело, — указал глазами Кузьма. — Мечтается сесть в теплушку — и айда на Ташкент. Да не получается. Каждому готов услужить, лишь бы выехать помог… Не всегда все получается, о чем мечтается. Ты разве не слышал про такое? — спросил Кузьма и, не дожидаясь ответа, пошел к кровати. — Помажь ему гуще пальцы гусиным жиром, мать, ишь как раздуло, — обратился он к Варваре.

— Так, значит, видел следы разведки? — спросил Вишняков.

— А ведь и не знаю, — сказал, насмешливо играя глазами, Кузьма, — привиделось, наверно. Будто следы лошадиных копыт, а то, может быть, и козьих, леший его знает. Я человек не военный…

Пряча в карман кисет с красным шнурком, Вишняков сказал обиженно:

— Мне известно, какой ты человек. Потому и зашел спросить, что видел, кого привез. — Он поднялся и молча вышел из хаты, не попрощавшись.

— Боится войны, — заключила Варвара, когда за ним захлопнулась дверь в сенцах.

— Пальцы мажь! — сердито потребовал Кузьма, не желая обсуждать с ней поведение Вишнякова.

Трудно было его понять.

3

Время — шумное, сразу не возьмешь в толк, кто о чем говорит и почему.

Казаринка стояла в пятнадцати — двадцати верстах от так называемой границы Области Войска Донского, на территории Екатеринославской губернии. До революции тут властвовали губернские чиновники, после Февраля — комиссары Временного правительства, калединские приспешники, а скорее всего здесь всегда властвовали акционеры и служащие Продугля, правление которого располагалось в Петрограде. Продуголь — вся власть. Нанимал, платил, судил. В шестнадцатом году стало трудно с рабочей силой — военнопленных пригнал, заставил работать в забоях тех, кто не пожелал идти в лагеря на западную землю.

В апреле семнадцатого года казаринские шахтеры, вернувшиеся с фронта солдаты и военнопленные собрались на митинг и решили создать Совет рабочих и солдатских депутатов, как и в других местах России.

Никто не знал, с чего начинать, поэтому каждый кричал о своем.

— Все пускай делают выборные, и замеры в шахте!

— А какая же власть, если Фофа-управляющий ставки артелям назначать будет?

— А деньги какие будут в ходу? Петроград навыпускал мусору!

— Чтоб ты не разбогател!

— Каледин не погладил по головке!

— Дулю с маком твому Каледину!

— Хлеба маловато, хлеб надо делить поровну!

— Хлеб раздобудут!

— Жди от козы двойню!

— А лес кто будет поставлять?

— На Громки надо власть продлить, станция нужна…

Шум заглушил громовой голос Архипа Вонифатьевича Вишнякова, высокого, плечистого кавалерийского вахмистра, только что появившегося на руднике:

— Работа найдется! И замеры, и хлеб, и штейгеров — все можно поставить под контроль народа!..

Говорил он медленно. Лицо стало бледным, василькового цвета глаза загорелись. Арина, коногона Паргина жена, богомольная и строгая в жизни, вскричала:

— Его!..

— Вишнякова — в Совет! — визгливо поддержал Аверкий рябой, который питал особое уважение к военным, а тем более к кавалеристам.

Митинг сразу перешел к выборам.

— Лиликова!..

— Сутолова!..

— Пшеничного!..

— Алимова!..

Вишняков поднял руку. Взгляды с любопытством потянулись к этой руке. Волна голосов моментально стихла.

— Хороших людей называете, — сказал Вишняков в наступившей тишине. — Надо от каждой артели. Артель на шахте хозяин. Есть еще у нас одна артель — военнопленные. Может, и они пожелают?..

Небольшая группа военнопленных до сих пор молчаливо наблюдала за происходящим. Впереди стоял Янош Боноски, черноволосый мадьяр. Рядом с ним высокий поляк Збигнев Кодинский, выглядевший щеголевато и в своем давно обтрепавшемся френче. А недалеко от них австриец Франц Коплениг, в худых русских сапогах, в шахтерском суконном пиджачке, но из-за изящных очков, плотно сидящих на широком носу, все же не потерявший вида иностранца. Эти чаще заходили к шахтерам в дома. На этих смотрели с надеждой, что они присоединятся к выборам. Но они молчали.

— Франца! — раздался детский голос.

Все повернулись на этот голос. Он принадлежал Михе, коногона Паргина двенадцатилетнему сынишке. Азартно заломив великоватый отцов картуз, Миха смело повторил:

— Франца надо!

— Какого Франца? — спросил Аверкий.

— Копленигова Франца! — уже с меньшей смелостью повторил Миха.

Его смутило то, как недоверчиво и усмешливо глядели на него шахтеры.

— Франца, который сказки ему говорит! — вмешался забойщик Петров.

— Расходились Паргины! — заржал Аверкий.

— Чего ты! — сердито остановил его Кузьма Ребро.

Миха подскочил к раздумчиво кивающему головой, как будто лишенному интереса ко всему, Францу.

— Почему ты считаешь? — серьезно спросил Вишняков.

— Говоришь, хороших людей называют, — робея от внимания, произнес Миха, — а Франц чего ж, плохой?

— Правильно! — весело взревел Петров.

Он все еще не верил, что вот так просто, называя одного, другого, третьего, можно выбирать власть. Маленькие, прищуренные глазки бегали по толпе, ожидая, что затея с выборами превратится в шутку. Лицо пылало, выдавая волнение. Может, он надеялся, что кто-то выкрикнет и его имя.

— Я присоединяюсь насчет Франца Копленига! — поддержал Миху Вишняков.

— Давай, от имени Мишки Паргина! — вскричал тогда Петров.


Еще от автора Тарас Михайлович Рыбас
Синеглазая

Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.