Красный снег - [10]

Шрифт
Интервал

— А помнишь, брату Степухе показывалось, будто Иисус проезжал на санях, покрытый ковровой попоной… А потом выяснилось, что то сани Аверкия рябого пронеслись мимо…

— Черт те как оно снится, — сказал Кузьма, поднимая щуплого, бормочущего что-то Фатеха и укладывая на кровать. — Мог и заметить коней перед этим. Были кони…

Наружная дверь открылась, и в клубе пара, как в молочном пузыре, показался Вишняков, казаринский председатель Совета.

— Кого привез, Кузьма? — спросил он, стягивая башлык и куртку возле порога.

— Фатеха-персиянина. Замерзал уже… На выходе из Чернухинского леса нашел. Видать, сбился с дороги.

Вишняков достал кожаный кисет с красным шнурком — давнюю армейскую вещь. Закурили, не глядя друг на друга.

Фатех тихонько застонал. Все посмотрели в его сторону.

— Чего ж он в лесу оказался? — спросил Вишняков.

— Заплутал, видать. Погода не походная.

— Заторопился что-то от нас.

— А чего у вас тут жить? — отозвалась от плиты Варвара. — Свою власть развели — совсем ералаш пойдет.

— Верно ты говоришь, Варвара, — согласился Вишняков, как будто дразня. — А ты бы пришла помогла.

— Видно, без баб вам и шагу не ступить.

Вишняков сощурился:

— Для них только и стараемся. Равноправие вводим.

— Для Катерины стараешься? — с ухмылкой сказала Варвара.

— Зачем для одной Катерины? Для всех.

— Ласково стелете, поди, и в самом деле раи небесные кому-то снятся. А меня не обманешь! — Она сердито затянула платок потуже. — Мне все по правде нужно.

Кузьма тяжело взглянул на нее.

— А чего ж, — не умолкала Варвара, — жизнь меняться должна. Говоришь, стараетесь, а к Филе в кабак как ходили, так до сих пор и околачиваетесь там, пока не зальете глазищи. Бабы для вашей власти не подходящи — они живо закроют заведение.

— Вот и иди закрывай, — мирно сказал Вишняков.

— У самих рука не поднимается?

— Что про Каледина слыхать? — спросил Кузьма, не поведя и глазом на Варвару.

— Войска собирает, — неопределенно ответил Вишняков. — Каждому генералу интереснее побольше войск собрать. Катят с фронта на Дон. Петлюра им шапкой помахивает.

— Потом куда ж с ними?

— На нас, должно, пойдет, — сказал Вишняков, впервые за время разговора обернувшись к Кузьме.

— Ясно, — сказал Кузьма, поднимаясь. — Персиянин тут про сель какой-то с конями рассказывал, бредил будто.

А я след конной разведки заметил возле Чернухинского леса. Стало быть, не помещаются собранные войска на донской территории. На нашу переваливают. — Кузьма повернулся к Вишнякову и спросил: — Будем мириться или как?

— Мира между нами быть не может, — ответил Вишняков, выдержав тяжелый взгляд Кузьмы.

— Война, стало быть. Кто воевать будет?

— Все люди. Казаринка вся.

— Против регулярной армии?

— А чего ж, можно и против регулярной.

— Мм-да-а, — недоверчиво протянул Кузьма.

— Баб позовут, — насмешливо добавила Варвара.

Вишняков невозмутимо ответил:

— Трудно придется — все пойдут, и бабы пойдут.

— Бабы навоюют, — вздохнул Кузьма.

— Боишься? — хмурясь, спросил Вишняков.

— А ты радуешься? — озлился Кузьма. — Давно под пулями не ходил? Тож покомандовать глотка свербит? Перед строем покрасоваться? Военнопленные в бараках сидят — за кем пойдут? Петлюровская варта в поселке топчется. Окружают со всех сторон. К шее веревка тянется, поневоле напугаешься!..

Все это было известно Вишнякову: говорили не однажды. Известно ему было, что Кузьма выезжал к Чернухинскому лесу не только за бревнами, а и в разведку — не бродят ли вблизи поселка калединцы. Самому было тревожно. Но и не хотелось верить, что окружение начинается и опасность стоит за порогом.

— Работа от нас требуется, — сказал он, успокаивающе глядя на Кузьму.

— Зачем работа в такое время?

— Уголь добывать надо для советской власти. Или боязно в шахту забираться, как бы не прихлопнули?

У Кузьмы покраснели скулы. Он промолчал. Да и что говорить? Боязно, прах тебя дери! У всех в памяти был недавний приход калединского есаула Черенкова на Макеевские рудники — стрелял, рубил, вешал, не спрашивая о роде и племени. Зверь кровавый. Хлебом-солью его не накормишь. Он к крови привык. В каждом поселке должна быть кровь. И безразлично чья. Старики, женщины, дети — для него тоже подходящая кровь. Вызверится, смежит по-волчьи глаза в щелки, заиграет желваками и рявкнет:

— Руби гадов!..

Тысячи матерей прокляли Черенкова. А он все жил, носился с подобными себе головорезами по границам Области Войска Донского, по шахтным поселкам, часто выходил и за эти границы, хотя, говорили, Каледин заключил договор с правительством Украинской республики и дал обещание не вторгаться на чужую территорию. Только где же она была, эта территория? Кто ставил пограничные столбы? В какое вместилище можно было втиснуть мутную злобу Черенкова на людей?

— Гляди, одумаются, — сказал после долгого молчания Вишняков. — Междоусобица, гражданская война на носу…

— Надежду питаешь, что одумаются? — строго спросил Кузьма.

Они вдвоем с Сутоловым, командиром отряда самообороны, наседали на Вишнякова: брось все, выведи людей из шахты, учи их военному делу, воюй сам, пока тебя не завоевали.

— Надежду не питаю, — Вишняков говорил тихо, — а так как-то, не хочется… Или нет иного выхода? — спросил он, пораженный отчужденным молчанием. — Мы власть брали не заради того, чтобы испытывать ее в войне. Осточертела война!


Еще от автора Тарас Михайлович Рыбас
Синеглазая

Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.