Красный ледок - [13]
Но не одно солнце хозяйствовало на земле. Были и тени, и появлялись они, как только подвертывался благоприятный момент. Вылезали ночью и даже днем. Но больше всего любили тени сумеречное время. Время, когда люди становятся более настороженными, собравшись в своих хатах.
В один из вечеров снова зашел к нам Макар Короткий. Отца в это время дома не было. Макар приветливо поздоровался с матерью, на меня только сверкнул темными глазами из-под лохматой шапки-ушанки.
А потом сказал:
— Поговорить, Хадора, зашел…
— Пожалуйста, садись…
— Но… — он снова искоса посмотрел на меня.
Мать смутилась, руками развела. Я понял, что она не могла попросить меня: выйди, мол, погуляй немного, а мы тут поговорим. И я не растерялся.
— А у нас с вами не может быть секретов!
— Вот как?! С нами, значит… А о чем же нам с тобой говорить?.. Нос еще…
Короткий был явно недоволен моим заявлением, но сдержался. Хитрый был, понимал, что мать не пойдет против сына, не вступит в невесть какие переговоры с далеким давно уже ей человеком.
Она молчала.
— Тогда и ходить по хатам нечего, — улучив момент, сказал я и отвернулся от него.
Короткий даже заерзал на скамье, но ничего не ответил, только поглядел на мать.
— Не надо так, Петручок, со взрослыми… Нехорошо… — сказала мать.
«Нехорошо так нехорошо, — думал я про себя, — но из хаты я никуда не пойду, одну мать с этим Макаром не оставлю». И, не реагируя на слова матери, я начал слоняться по хате, подыскивая себе какое-нибудь занятие.
Примерно через полчаса пришел отец. На сердце у меня полегчало, и я оставил их одних, а сам отправился во двор. У нас это значит — на улицу. Потом мне мать рассказала, какой у них состоялся разговор.
— Говорят, что отменят колхозы в этом году… — буркнул Короткий.
— Говорят, что и кур обобществят… — пошутил отец.
— Слышал и такое… Соберут всех кур и петухов в одно гумно…
— Передерутся петухи, — сказала мать.
— А куда же им деваться с горя? — вел свое Короткий.
— Председателю в суп, — сказал, сохраняя серьезность, отец.
— И уполномоченным на жаркое, — добавил Короткий.
— Ваших же не тронут, — снова сказала мать.
— И до наших очередь может дойти, если что такое, — ухватился за слова матери Макар. — Хоть бы ты, Прокоп, подождал, а то записался… А говорил — подождешь…
— Сын записал, ты же знаешь.
А мать добавила:
— И я не противилась, ну и записались…
Макар только искоса глянул на мать, а разговор продолжал с отцом:
— Так пускай сын и работать ходит… А то все сам да сам…
Долго они так разговаривали. Короткий, как мог, уговаривал отца не ходить на работу в колхоз, подождать до весны, потому что тогда «кое-что» произойдет. Про это «кое-что» он намекал несколько раз, а отец так и не спросил, что это за «кое-что» и с чем его едят.
Макар поплелся домой тихо, будто на животе пополз. И все шипел и шипел, чем-то кого-то стращал.
И страшное все же произошло. Нежданно-негаданно. Такое произошло, что и поверить трудно.
В середине марта я не спеша шел из школы. У меня было отличное настроение — получил две пятерки. К тому же хорошая погода никогда человека не торопит и в хату не гонит.
Возле небольшого строения, из-за которого открывался вид на всю деревню, я услышал:
— Петручок, а Петручок! Поди к нам на минутку!
Огляделся. За небольшим домом на деревенской площади, где лежали навалом бревна, стояло несколько пожилых мужчин. Среди них я заметил уважаемого всеми дядю Парфена, человека-чародея, мастера на все руки.
Его голос был мне знаком, и позвал меня именно он. С какой-то нежной любовью относился всегда ко мне старик, и сегодня тоже ласково глядел на меня.
Я подошел.
Дядя Парфен повеселел и еще ласковее заговорил:
— Ты, брат, нам очень нужен. Без тебя, Петручок, не знаем что делать…
Мужчины тем временем приблизились, некоторые сели на бревна. А дядя Парфен развернул газету, которую держал до этого сложенной, и протянул ее мне.
— Тут вот пишут, прочитай, Петручок!
Поглядел я на газету. Название прочитал — «Правда». От второго марта 1930 года, № 60.
А дядя Парфен тычет рукой в одну из статей, которая выделялась среди остальных более крупным шрифтом, и говорит:
— Прочитай нам вслух, Петручок, много времени у тебя это не займет… А мы послушаем…
— Читай, хлопец, читай! — послышались вокруг голоса. Мужики притихли, даже курить перестали, хоть трубки и кисеты держали в руках.
Я думал тогда только об одном: я ученик и должен послушаться, сделать доброе, культурное дело, прочитать вслух людям свежую газету. Иных мыслей у меня и не возникало.
Стал поближе ко всем и начал читать.
Это была статья «Головокружение от успехов». И подзаголовок был: «К вопросам колхозного движения». А написал статью сам Сталин!
Я решил, что теперь-то, как никогда, помогу колхозному делу, может, тот же дядя Парфен и другие сельчане пойдут сразу же, прослушав статью, и скажут Игнату Дрозду — записывай и нас в колхоз.
Читать я начал громко, выразительно, каждую фразу как бы оттачивал.
Слушали, затаив дыхание. И я заметил, как подходили на цыпочках к нам другие крестьяне, привлеченные царившей вокруг тишиной.
Читая начало статьи, я все еще пребывал в хорошем настроении. Думалось, несомненно делаю доброе дело — несу живую весть в массы крестьянские, просвещаю своих односельчан. А дальше? Чем дальше я читал, тем большая тревога во мне нарастала. После таких фраз, как «нельзя насаждать колхозы силой» или «бумажными резолюциями о росте колхозов, организацией бумажных колхозов» и других подобных им, меня начинала охватывать боязнь за то дело, которому я отдал в последнее время столько сил и энергии.
