Красная палата - [4]

Шрифт
Интервал

Обнищали разумом и духом.
На колени, нехристи! Свои
Длани не тяните к шелепугам.

Все недоброжелатели Аввакума падают на колени, опускается на колени и сам Аввакум. Марковна тоже опускается на колени.

Аввакум
Опускаюсь — возношу себя,
Высоко младеня возношу я.
До еще не стухшего серпа,
Что, о сгибшем солнышке скорбя,
Над березовым слезится шумом,
Льет печаль последнюю свою
На еще не стихшие глаголы…
На коленях пред тобой стою,
Светлую пролей струю,
Господи, поставь стопу свою
На проглоченные тьмою горы.
В долы снидь, дабы развеять темь,
Дабы к свету луговины вышли,
Дабы пястью ивовой плетень
Не держал ни яблони, ни вишни,
Соловья за горло не держал.
Марковна
Солнышко-то вроде прозрело.
Иван Родионович
Всех зову, всех поведу в крижал,
Все свое выкатываю зелье.
Бочку непочатого вина
Ставлю на олтарь земли и неба.
Аввакум
Прикуси язык свой, сатана,
Устрашись карающего гнева,
Указующего устрашись перста,
Перст на велий грех наш указует…
Лживые обуглятся уста,
Водяные испарятся струи,
Реки испарятся, а моря,
В соль они, моря-то, обратятся,
Упадет она, и не моя —
Божья длань падет на святотатца.
Марковна
Солнышко-то спрятало свой лик,
Грозовою тучей замутило.
Аввакум
Грех велик, сором земли велик,
Отвернулось от греха светило.
От сорома дикого оно
Отвратило, опустило вежды,
Не с того ль прогрохал озорно
Ливня очистительного вестник?
Молоньи зеленые пустил,
Значит, нет, не испарятся реки.
Алчущий души моей пустырь
Человека узрит в человеке.
Так ли, Родионыч, говорю?
Иван Родионович
Так сказать, сам бог тебя сподобил…
Аввакум
Свет весь превратится в головню,
Ежли дьявольской предаться злобе.
Иссушит, испепелит она,
Окаянная гадючья злоба.
Иван Родионович
Ставлю бочку красного вина
Ради баско сказанного слова!
Веселитесь, люди!
Аввакум
                        А с чего
Веселиться-то? Болози нету.
Марковна
Небушко-то сызнова черно,
Ясному и не пробиться свету.
Новая надвинулась напасть.

Молния. Гром.

Господи! За что такая кара?
(Утешая младенца.)
Успокойся, родненький, не плачь…
Аввакум
Плачь, Настасьюшка, слышнее плачь,
Небо-то тебя не услыхало,
Не узрело нашу лебеду.
Марковна
Моего не разглядело лиха…

От удара молнии загорелась изба Аввакума. Из избы выбежала Прасковья. Она недоуменно смотрит на вылетающее из трубы пламя.

Аввакум
(Опустив голову.)
Сам накликал страшную беду,
Пагубу великую накликал.

В ПРИТВОРЕ КАЗАНСКОГО СОБОРА

Сбежавший в Москву Аввакум произведен в протопопы. Под духовным покровительством своего наставника Ивана Неронова приютился в Казанском соборе. Аввакум рад такому приюту, он подолгу беседует со своим духовным отцом, внимает каждому неторопливо сказанному слову.

Отец Иван
Мор на Москве. Великий мор идет. Повсюду
Вопит честной народ. Сама земля вопит.
Пасть норовит в лихой соблазн, в прокуду,
Кипит невыплаканной горечью обид.
Вечор был на Пожаре я. А на Пожаре
Народ не жалует и самого царя.
Свет Алексей Михайлович, в него бросали
Такие камушки, что и сказать нельзя.
Воспламенится, устыдится небо,
Святые лики отвернутся от меня.
А люди ведают: я никогда не гребал
Словцом, что вышипит гремучая змея,
Что обжигает подзаборною крапивой, —
Я сызмальства себя крапивою обжег…
Зоря-то, Аввакум, как дико окропила,
Охолодила мой заветный посошок,
Меня охолодила.
                    Зябок стал я, робок.
Она, зловещая, легла на дровяник.
И не зоря — как ненасытная утроба,
Как будто волчья пасть всю. землю кровенит.
Не зря вещало знаменье. Не зря затмилось,
Средь бела дня все кануло, все в нощь ушло.
Содетель милосерд, он гнев сменил на милость,
Добром хотел известь непопранное зло.
В нощь канувшему дню он даровал зеницы,
Прозренье даровал. «Да будет свет!» — сказал.
Дозде мне видится, как крылышки синичьи
Вернули синее обличье небесам.
Но обессилело добро. И обессилел
Свет, изнемог в единоборстве с сатаной.
Мор на Москве. Великий мор идет, мой сыне,
И не понять, какой — холерный аль чумной?
Кого бы попытать, спросить кого — не спросишь,
Одни лишь тати шастают в глухой ночи…
(Долгое молчание.)
А тут еще беда — преставился Иосиф,
Святейший патриарх вдруг в бозе опочил.
Одначе не бывать святому месту пусту,
Собор святых отцов решит, соблаговолит.

В дверях притвора неожиданно появился Никон. Внешне он развязно-прост, но внутренне чутко-насторожен.

Никон
Здорово, земляки!
Отец Иван
Садись. Не богохульствуй.
Держи себя в узде смиренья и молитв.
Никон
Держу, отец Иван, ношу во рту железо,
Аз, яко конь, свои кусаю удила.
Отец Иван
По лесу скачешь и не хочешь видеть леса,
Сдавна привык не удивляться — удивлять.
Так удиви скорей, благочестивый Никон,
Скажи, какие сны твой будоражат сон?..
Сам государь изволит зрить тебя владыкой.
Да будешь на престол великий возведен.
Услышат люди и не в колокольном звоне,
Услышат божий глас во вздохе воробья…
Благочестивый муж святой отец Афоний,
Он разглядел, он первый угадал тебя.
Я дело говорю аль, может быть, не дело?
Никон
Пустое говоришь.
Отец Иван
                    Напраслину плету,
Снаружу сам себя пред непорочной девой,
Скверню Иосифа могильную плиту.
Я имя царское упоминаю всуе,
Не так ли, Аввакум?
Аввакум
                    Не так, отец Иван.
Кому не ведомо: напрасно не бушует,
Без ветра не вскипает море-океан.
Отец Иван
По всем святым обителям гуляет ветер,

Еще от автора Федор Григорьевич Сухов
Хождение по своим ранам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Микерия

«Микерия Нильская Лилия» ученого-ориенталиста, журналиста и писателя О. И Сенковского (1800–1858) — любопытная египетская фантазия, не переиздававшаяся более 150 лет. Глубокомысленные египтософские построения сочетаются в этой повести с вольтерьянским остроумием и пародийной наукообразностью. Издание сопровождается оригинальными иллюстрациями.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Выживая — выживай!

Властительница Рима. Герцогиня Сполетская, маркиза Тосканская, супруга итальянского короля. Убийца пап Иоанна Х и Стефана VII. Любовница пап Сергия III, Анастасия III, Льва VI. Мать принцепса Альбериха. Мать и — о, ужас! — любовница папы Иоанна XI, бабка и — ……! — любовница папы Иоанна XII. Это все о ней. О прекрасной и порочной, преступной и обольстительной Мароции Теофилакт. «Выживая — выживай!» — третья книга серии «Kyrie Eleison» о периоде порнократии в истории Римско-католической церкви.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.