Красная палата - [2]

Шрифт
Интервал

По всему по небу выцвела.
А воды-то вроде не было,
Вроде я ступаю посуху.
Яблоньки цветут. И непогодь
К моему не липнет посоху.
Так ли говорю, Прасковьюшка?
Прасковья
Говорит, глаголет истина.
Аввакум
Значит, не сробела кровушка,
Значит, вся она не выстыла…

ЧЕТВЕРОНОГИЙ ПРИХОЖАНИН

Стоящая на отшибе деревянная церквушка. При церквушке кладбище, могилки. Прошедшая между могилок Прасковья ступила на паперть, тронула приоткрытую церковную дверь.

Аввакум
Входи, мой свет,
Прасковьюшка, входи,
Врата в храм божий всякому открыты.
Уж коий час я воздаю один,
Всевышнему творю свои молитвы.
Святому духу возношу свою
В грехах погрязшую живую душу,
Присягу нерушимую даю,
А глядь-поглядь,
Возьму да и нарушу.
Велик соблазн,
Хитер нечистый дух,
Везде свои он расставляет сети…
Ведь рек господь, как пропоет петух,
И ты забудешь о своем обете.
И не с того ли торжествует бес,
Что я взываю и радею всуе.
Неотвратимый, зримый мною перст,
Он на меня всечасно указует.
И, указуя, он глаголет: зри
Стези свои, заблудший человече,
В тартарары ведут твои стези,
Твои пустые, суетные речи.
Прасковья
Уж больно страшно баешь, Аввакум.
Аввакум
Себя страшу, дабы не ведать страха,
Дабы не дать нечистому врагу
Восстать из торжествующего мрака.
Дабы цветущих яблонь красоту
Не обращал он в пакостную лужу…
Я указующему говорю персту:
Великого обета не нарушу!
Прасковья
На улице-то сызнова красно.
Аввакум
Возликовало, устоялось лето.
Прасковья
Ходила я прогалиной лесной,
Давно такого не видала леса…
Неразговорчивый какой-то стал,
Какой-то тайной опечален думой,
Сомкнул свои зеленые уста,
Ни кленом не обмолвился, ни дубом.
К рябине подходила. А она
Не ворохнулась, горькая рябина.
Такая, видно, наша сторона,
Ее как будто молоньей убило.
Аввакум
Бог наказует за грехи. А грех
От человеков завсегда исходит,
От бога отступился человек,
Погряз в своем греховном огороде,
В своей гордыне дьявольской погряз.
Прасковья
Я только-только вылезла из грязи,
Нарошно будто, будто напоказ
Нечистый дух везде набезобразил,
Всю улицу изрыл, исколесил,
Дороги все избил, исколобродил.
Аввакум
Проложенные господом стези,
Они не сгинут ни в каком болоте.
Они сухими выйдут из воды,
Ходи, Прасковья, тропками сухими.
Прасковья
Ведь от своей-то не уйдешь беды,
Настигнет посуху и помокру настигнет.
Ой, Аввакум, какая страсть!!!

Прасковья, приседая, прячется за спину Аввакума, с ужасом озирая неслышно вошедшего в церковь матерого медведя.

Аввакум
                                Изыдь,
Нечистый дух, я говорю: изыди!
Скорей сокройся, дьявольская сыть,
Сквозь землю провались, лохматый злыдень!

Медведь согласно мотает головой, принимает благостный вид.

Прасковья
На образа воззрился и — молчит.
Аввакум
Святое слово возымело силу.
Ни лютый зверь, ни лютый тать в ночи
Не тронут робко стихшую осину.
Ее знобящую не тронут дрожь —
На силу только налегает сила.
Не колотись, Прасковья, аки дождь,
Своею робкой не трусись осиной.
Цветущей яблонькою вознеси
Себя над этой моросящей дрожью,
Дабы светлее стало на Руси,
Дабы не шла она по бездорожью,
По выбитым колдобинам не шла…
Что я глаголю? Что я возвещаю?
Ликующего повсеместно зла
Не укротить воркующей печалью,
Цветущей яблонькой не укротить.
Прасковья
(Оглядывая смирно стоящего медведя.)
Он подаянья, милостыни просит.
Аввакум
Есть и в медвежьей дремлющей крови
Добра и света алчущие грозди.
Не в звере — зверь. Зверь в человека влез,
Между собой грызутся человеки,
Всяк поедом — кого? — себя же ест,
Свои — до дна — опустошает реки.
Прасковья
(Все еще боязливо наблюдая за медведем.)
Он вроде слезы вытирает. Он
Скорбящие горе возводит очи.
Аввакум
Он мудростью великой наделен,
К святому духу приобщиться хочет.
Прасковья
Потребно ли такое говорить,
Сама себя не чует животина,
Не прогневить бы господа, не прогневить
Отца святого и святого сына.
Аввакум
Зиждитель милосерд, он дивно благ,
Ко всякой твари он любвеобилен,
Поднимет длань — и исчезает мрак,
Светлей становится его обитель.
Возложит вещие свои персты
На дикий камень — оживает камень,
Береза подоконняя свой стыд
Прикроет вдруг ожившими листками.
Уста отверзнет — возгрохочет гром,
Зиждитель скажет праведное слово,
Воспрянет ото сна живая кровь
Под прошлогодней мертвою соломой.
Ужом прошелестит и прошипит,
Живая кровь лягушкой возликует!
Сам сатана ее не усыпит,
Она притихших взбудоражит куриц.
И разрешится курочка яйцом,
Убудет малость горюшко людское…
Прасковья
Воззрись-ка, Аввакум!
Аввакум
                            С святым отцом
Глаголю я, и ты нишкни, Прасковья.

Аввакум как бы не замечает ворвавшихся в церковь своих недоброжелателей. Они науськивают на него ими же спущенного с цепи медведя. Медведь противится, начинает дико реветь.

Прасковья
Зверь вправду в человека влез.
Аввакум
                                Нишкни.
Да образумятся лихие тати,
На страшный грех их дьявольской грызни
Да снидет свет небесной благодати.
Разъяренные голоса
— Он со своею потаскушкой здесь!
— Она,
В олтарь вошла она.
Ух, потаскуха!
Аввакум
(Выпуская в потайную дверь Прасковью.)
Расправить, что ли, ширше рамена
Во имя сникшего святого духа,
Во имя сникшей голубицы.
Стой!
Умри на месте, Иродово семя!

С великим трудом изгоняет богохульствующих охальников. Отбивает от них медведя. Глядя на него, тяжело вздыхает.


Еще от автора Федор Григорьевич Сухов
Хождение по своим ранам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Микерия

«Микерия Нильская Лилия» ученого-ориенталиста, журналиста и писателя О. И Сенковского (1800–1858) — любопытная египетская фантазия, не переиздававшаяся более 150 лет. Глубокомысленные египтософские построения сочетаются в этой повести с вольтерьянским остроумием и пародийной наукообразностью. Издание сопровождается оригинальными иллюстрациями.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Выживая — выживай!

Властительница Рима. Герцогиня Сполетская, маркиза Тосканская, супруга итальянского короля. Убийца пап Иоанна Х и Стефана VII. Любовница пап Сергия III, Анастасия III, Льва VI. Мать принцепса Альбериха. Мать и — о, ужас! — любовница папы Иоанна XI, бабка и — ……! — любовница папы Иоанна XII. Это все о ней. О прекрасной и порочной, преступной и обольстительной Мароции Теофилакт. «Выживая — выживай!» — третья книга серии «Kyrie Eleison» о периоде порнократии в истории Римско-католической церкви.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.