Красная палата - [3]

Шрифт
Интервал

К добру взываю. Токмо добротой
Тьму полунощи мыслимо ль развеять?
Не разумеют люди, что творят,
Во тьме кромешной пребывают люди.
Егда, о господи, рука твоя
Нас, окаянных, праведно рассудит?
Он близок, судный час. Неотвратим
Тот трубный глас над грешной головою.
(Обращаясь к медведю.)
Заступник мой, а ты, мой побратим,
Иди-ко, миленький, иди на волю.
Ступай себе, живехонько ступай,
Вон этим темным топай перелеском,
Не то какой пистолыцик-шалопай
Тебя свинцовым угостит орешком.
Аль вдругорядь на чепь тебя возьмут,
А на чепи-то, чаю, не малинно…
От погани от всякой, от прокуд
Тебя давно в дремучий лес манило,
Рудой высокой сосенкой звало,
Черемуховой подзывало веткой.
(Долго глядит на убегающего медведя.)
Зело мудрен. И яко зверь, зело
Он в человеке чует человека.

БЫСТЬ ЗНАМЕНИЕ

Бедная, но чисто прибранная изба. На прилаженном к потолку очепе покачивается зыбка. Марковна только что разрешилась, родила сына. Младенец смирно покоится в зыбке.

Марковна
Тихонький какой. И не подаст,
Своего не выдаст голосочка.
Не в родителя. Родитель-то горазд,
Больно прыток на сердце. Не раз
Молоньи метал. Не зря Протас
С лягушачьей познакомил кочкой.
Посадил на кочку молодца,
Баял сам, как куковал на кочке,
Как вода рвалась из-под моста,
Белые показывала кости.
Натерпелся страху Аввакум,
Знать, такая выпала планида…
Белый свет, он на сто верст вокруг
Человечьего лишился вида.

Младенец подал голос. Заплакал.

Испугался, родненький. Слезой,
Первою слезиночкой пролился,
Будто пал серебряной росой
На мои осиновые листья,
На полынь на горькую мою,
На лесную нашу луговину.

В избу вбегает Прасковья.

Прасковья
Марковна,
Христом тебя молю,
К потайному убегай овину
Аль в подполье хоронись.
Марковна
Почто хорониться-то?
Скажи, голуба.
Прасковья
Марковна,
Молю тебя Христом,
Худо будет.
Марковна
                И худое любо,
Ежели так повелел господь…
(Смотрит в окошко.)
А роса-то на траве — как ладан,
Как моя тихохонькая плоть,
Как моя тихохонькая радость.
(Умильно смотрит на младенца.)
Прасковья
Ради утренней своей росы,
Ради маковой своей росинки
В рожь спровадь себя, спровадь в овсы,
В лес спровадь по горькие осинки,
Упаси-ка, Марковна, себя
И младеня упаси от глума.
Марковна
Упасет всевышний, возлюбя
Душу светленького воробья,
Нас с тобою возлюбя, голуба.
Прасковья
Ироды! Они приволоклись,
С шелепугами стоят у дома,
Подали свой сатанинский клич…
Марковна
Ничего не говори худого,
Пусть потомошатся, пусть
Беса веселят в себе.
Прасковья
                        Гляди-ка,
Аввакума бьют.
Марковна
                    Не убоюсь,
Дикого не устрашусь я крика.
(Берет на руки младенца, выбегает на улицу.)
Прасковья
Марковна, младеня упаси…
Аввакум
(Увидя Марковну.)
Настенька, последний час наш пробил,
Дивное творится на Руси,
Нету удержу собачьей злобе,
Нет узды на дьявола. Поди
Собирай-ко, Настенька, пожитки.

Разъяренная орава под предводительством местного властелина Ивана Родионовича удивленно смотрит на Марковну, на прижатого к ее груди младенца.

Иван Родионович
Люди баяли: у попадьи
Титек нету, есть у ней и титьки…
Аввакум
Не соромь подружие!
Голоса
— Соромь!
— Оскоромь
Горячими блинами!
Аввакум
Господи! Где молоньи, где гром?
Где твои зарницы отпылали?
Прогневись и потемней лицом,
Тучей громыхающей пролейся,
Ропщущей расшевелись листвой
Чутко настороженного леса.
Умири безумство сатаны,
Покарай разбойничьи набеги,
Белым лебедем речной волны
Поднимись и упади на берег.
На песок горючий упади,
Охлади ликующую нехристь…
Заплутали! Есть у попадьи
Крылья ангела, да вот, поди,
Этим крыльям раскрылиться негде.
Расступитесь, нелюди! Свои
Шелепуги опустите наземь…
(Про себя.)
Надо бы молитву сотворить,
День-то больно благодатно-красен!
(Громко.)
Аз же, грешный, лаю, яко пес,
На зверей — спускаю с чепи зверя,
Страшен он, он неуемно-борз,
Зверь — неужто моего? — безверья.
Верую, о господи, тебе,
Одесную все свои напасти,
Не темней лицом и не темней
Луговинами небесных пастбищ.
Марковна
Аввакум, воззрись на небеса.
Аввакум
Божий свет из глаз моих уходит…

Пораженно стоит с опущенными руками, с запрокинутой в небо головой, долго глядит на ущербленное, кроваво-зловещее солнце, пораженно стоят и недоброжелателя своего духовного пастыря, только младенец на руках Марковны бьется ножонками, подает живой голос.

Марковна
Ягодка моя, моя роса…
Аввакум
Холодит как будто, непогодит.
Марковна
Завопил, заголосил петух…
Аввакум
Час великой кары возвещает.
Марковна
Крест на церковке твоей потух.
Аввакум
Сам стою с потухшими очами…
Сам во тьму кромешную иду,
Человечьего лишаюсь лика,
Сам накликал страшную беду,
Пагубу великую накликал.
Прогневил всевышнего. А гнев,
Он на солнце красное пролился.
Затемнилось солнце. Больше нет
Над землей встающего провидца.
Благодетеля-то больше нет.
Что глаголю? Что я возвещаю?
Вправду помутился белый свет,
Черной закручинился печалью.
Мертвые выходят из могил,
Желтые показывают зубы,
Не петух — архангел Гавриил
Протрубил в серебряные трубы.
Марковна
Из лесу загыкала сова.
Аввакум
Не сова — сам сатана хохочет,
В пасть свою не устает совать
Человечьи мослаки да кости,
Грызть не устает, не устает глодать…
Марковна
Звезды на небе расшевелились.
Аввакум
Господи! Смени на благодать,
Страшный грех обороти на милость,
К падшим милосердие яви —

Еще от автора Федор Григорьевич Сухов
Хождение по своим ранам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Микерия

«Микерия Нильская Лилия» ученого-ориенталиста, журналиста и писателя О. И Сенковского (1800–1858) — любопытная египетская фантазия, не переиздававшаяся более 150 лет. Глубокомысленные египтософские построения сочетаются в этой повести с вольтерьянским остроумием и пародийной наукообразностью. Издание сопровождается оригинальными иллюстрациями.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Выживая — выживай!

Властительница Рима. Герцогиня Сполетская, маркиза Тосканская, супруга итальянского короля. Убийца пап Иоанна Х и Стефана VII. Любовница пап Сергия III, Анастасия III, Льва VI. Мать принцепса Альбериха. Мать и — о, ужас! — любовница папы Иоанна XI, бабка и — ……! — любовница папы Иоанна XII. Это все о ней. О прекрасной и порочной, преступной и обольстительной Мароции Теофилакт. «Выживая — выживай!» — третья книга серии «Kyrie Eleison» о периоде порнократии в истории Римско-католической церкви.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.