Красная палата - [11]

Шрифт
Интервал

                Добра была.
(Заливается слезами.)
Аввакум
Была в свой срок, в свой час.
В бескормицу была она, добруха эта,
Егда все снегом замело, заволокло,
Все нестихающею падерой отпето,
Егда скудеющая леденела кровь.
Тогда-то и раздобрилась она, чернява,
Яичко за яичком клала под скамью.
И всякий раз не забывала — возвещала,
Дабы светло обрадовать всю собь мою,
Настасьюшку обрадовать, ее детишек,
Детишки-то, они малы еще, глупы,
Рассядутся в кути — один другого тише, —
Свои голодные повыставят пупы.
И смех и грех… Яичко-то узрят и сразу
Слезами глупыми друг друга обольют.
Молодший-то не выжил: с гладу то ли с глазу
В земле незнаемой нашел себе приют.
(Горестно посмотрел на Марковну.)
Да и середненький сгиб, не утерпел,
Ослаб, сердешный, и ногами и руками.
Боярин Ртищев
А где он, как он, указующий твой перст?
Аввакум
На превеликие он указует камни.
И, указуя, он глаголет: Аввакум,
Будь яко камень,
                    неподатлив будь, железен.
Не уступай ни в чем ни другу, ни врагу,
Егда нечистый дух повсюду куролесит.
Боярин
А вот Неронов-то Иван, он уступил.
Боярыня
Как уступил?
Боярин
                Смирился. Приобщился.
Боярыня
К антихристу?!
                Ссылай, гони меня в Сибирь,
А я не верю, нет.
                Тут что-то, брат, нечисто…
Нечисто тут, Михайлыч.
Боярин
                        С грязью не обвык,
Со дня рождения я с нею не возился.
Аввакум
(Воззрясь на образа.)
Прости, отец Иван. Оплакать бы, обвыть,
Ослобонить тебя из дланей лихоимца.
Аз зрю, как когти сатанинские впились
В твое умаянное, немощное тело,
Как присмирел пришибленный морозом лист
Стеной кирпичной огороженного древа.
Отговорило, отглаголило оно,
Как колокол всполошный, отгудело.
Всему свой час, свой срок.
Боярыня
                                Мудрено-мудрено
Ты, Аввакумушка, калякаешь про древо…
Аввакум
И не про древо… Человек великий сгиб,
Сгубили, ироды, какого человека!
Боярыня
Уж лучше б затворился, удалился в скит.
Боярин
В скорлупку кинутого вокшами ореха…
Боярыня
Михайлыч, не язви. Ты видишь, кто стоит?
Боярин
Очами не ослаб, гляжу и все-то вижу.
Боярыня
Не басурмане бритоликие твои
Под басурманскую пожаловали крышу.
Пожаловала Русь сама. Перед тобой
Стоит, страдалица, и горько слезы ронит,
А ежли что, пойдет на плаху, под топор,
Черно окарканная сборищем вороньим,
Светло оплаканная добрыми людьми…
Идем-ка, Аввакумушка, в мои покои,
Аввакум
Аз ухожу к распятой на кресте любви,
Безвинно пролитой, зело вопящей крови.
Вопит она, невинная, зело вопит,
И этот вопль не заглушить и не утешить,
Давясь невыплаканной горечью обид,
Никто себя не успокоит, не удержит,
Аз сам себя не удержу, не усмирю,
Кому-кому, а мне-то ведомо, какую
Сызволил государь обрадовать змею,
Сблаговолил какую осенить прокуду.
Боярин
На государя не кидайся. Государь
Изволит лицезреть тебя.
Аввакум
                            Реку заране:
Не покорюсь. Не усмирюсь. Себя не дам,
Ни обротать не дам себя, ни заарканить.
Аз кукишем не оскверню свои персты,
Латинским крыжем уст своих не опоганю,
Цветущих яблонек беленые холсты
Не отдадутся дьявольскому поруганью.

УГОВОРЫ

«Царь на меня кручиноват стал, — рассказывает Аввакум, — и мне от царя выговор был». А за выговором — новая ссылка, на этот раз «повезли на Мезень»… Через полтора года Аввакума привезли в Москву на Соборный суд, привезли скованного и поместили в Пафнутьевском монастыре. И снова уговоры. Среди уговаривающих старец Семион (Полоцкий), боярин Матвеев.

Старец Семион
Острота ума! И острота
Молнией разящего глагола!
Боярин Матвеев
Правду повествуешь. Неспроста
Во железо тяжкое закован…
Аввакум
Кто закован? И не заковать,
И не ожелезить протопопа,
Дондеж не поникнет голова,
Не смирится с дьявольской утробой.
Дондеж в душу не пущу свою
Три перста, три Никоновых жабы.
Не обасурманюсь — устою,
Упасусь от сатанинской свадьбы.
Сатана сам окрутился, сам
Обручился с Никоновой чадью.
Се и луговинам, и лесам,
Всей земле моей и небесам
Болью всей, всей скорбью возвещаю!
Старец Семион
Да услышат глас твой небеса…
Аввакум
Верую: услышат. И тогда-то
Дышащая ладаном роса
Охладит лихого супостата.
Боярин Матвеев
Прыть твою умерит, протопоп…
Аввакум
Прыть мою Сибирь охолодила,
Собью всей, всем существом утоп
В белое, взметеленное диво.
И не волосы на голове —
Иней трогаю. А этот иней —
Жития крутая коловерть,
Что любого горюшка полынней.
Боярин Матвеев
Сам себя изводишь…
Старец Семион
                    Сам себе
Склеп копаешь.
Аввакум
                Замолчи, папежник.
День — орлу, а ночь, она — сове,
Соловью — возлюбленные песни.
Аз всей кровью возлюбил свою,
Русь мою всей собью ощущаю,
За нее — родимую — стою,
С Никоновой состязаюсь чадью,
С преисподней тяжкий бой веду.
Боярин Матвеев
Государя, протопоп, печалишь.
Старец Семион
Омрачаешь светлую звезду
Буйственными дерзкими речами.
Аввакум
Не таюсь. Реку. Аз обуян
Словом, воздыхающим глубоко,
Бо свидетельствует Иоан:
Слово — бог.
                А что превыше бога?!
Государь? Хвала ему и честь.
Токмо возвещаю: есть
В чистом поле травушка худая…
Боярин Матвеев
Не упорствуй. Приобщись. Смирись.
Аввакум
Не смирюсь с поганою травою.
Старец Семион
Отлетающий от древа лист
Норовит отдаться своеволью.
Своевольничаешь, Аввакум,
В буйство превеликое впадаешь.

Еще от автора Федор Григорьевич Сухов
Хождение по своим ранам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Микерия

«Микерия Нильская Лилия» ученого-ориенталиста, журналиста и писателя О. И Сенковского (1800–1858) — любопытная египетская фантазия, не переиздававшаяся более 150 лет. Глубокомысленные египтософские построения сочетаются в этой повести с вольтерьянским остроумием и пародийной наукообразностью. Издание сопровождается оригинальными иллюстрациями.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Выживая — выживай!

Властительница Рима. Герцогиня Сполетская, маркиза Тосканская, супруга итальянского короля. Убийца пап Иоанна Х и Стефана VII. Любовница пап Сергия III, Анастасия III, Льва VI. Мать принцепса Альбериха. Мать и — о, ужас! — любовница папы Иоанна XI, бабка и — ……! — любовница папы Иоанна XII. Это все о ней. О прекрасной и порочной, преступной и обольстительной Мароции Теофилакт. «Выживая — выживай!» — третья книга серии «Kyrie Eleison» о периоде порнократии в истории Римско-католической церкви.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.