Красная палата - [10]

Вся латынщина эта от греков исходит.

Боярин

Бью челом я твоей неуемной сестрице,

Подтверждаю: поют и в моем огороде

Иноземные — сладкого голоса — птицы.

Боярыня

Знаю: обасурманился Федор Михайлыч,

От себя самого отступился боярин,

Ходят в дом твой скобленые, бритые хари,

Что над всей-то Москвой насмехаются въяве.

Не по нраву Москава, вся-то Русь не по нраву

Иноземщине этой, всей этой немщине.

По какому такому особому праву

Нехристь всякая лоб свой брезгливо морщинит?

Православную веру всяк сволок поносит.

Боярин

Греки, что ли, поносят?

Боярыня

                          А может, и греки.

Навалились кромешней египетской ночи

На российские наши раздольные реки,

Взбаламутили чистую, зрячую воду.

Боярин

Так сестрица твоя говорила?

Боярыня

                              Сестрица,

Что сестрица? Сама говорю в неугоду

Ночи той, что неясытью дикой грозится.

Ежеутрь, ежедень говорю в неугоду

Не кому-то нибудь — самому государю.

По его повелению мутят-то воду,

По его-то хотенью сады увядают.

Не улыбься, Михайлыч! Ни яблок, ни сливин

Не отведают больше твои басурмане.

Аль своей романеей ты их осчастливишь,

Родостамой поганую голь отуманишь?

Боярин

Я тебя осчастливлю своей романеей,

Оскоромься, Федосьюшка.

Боярыня

                          Не оскоромлюсь.

Боярин

(Доставая из поставца играющее на солнце вино.)

Посмотри, как горит, как красно пламенеет,

Как играет зазывно ликующей кровью!

Не стерплю. Оскоромлюсь. Себя осчастливлю.

(Пьет из полно налитой чаши.)

Боярыня

Не себя — осчастливишь нечистого духа,

Он, подобно весеннему буйному ливню,

Расхохочется всею утробой, всем брюхом,

Всей своей преисподней взликует нечистый.

Боярин

Пусть ликует, веселье, оно не помеха,

Луговой колокольчик и тот не дичится,

Не чурается чисто звенящего смеха,

Сам смеется упавшей на землю росою.

Боярыня

Не слыхала.

Боярин

              А я-то, Федосьюшка, слышал.

Боярыня

Пустословишь без устали.

Боярин

                          Не пустословлю,

Вон на небушко месяц смеющийся вышел.

Боярыня

Припозднилась. Пойду-ка скорее до дому.

Боярин

Не спеши. Посиди.

Боярыня

                    Я и так засиделась.

Поразмыкала горькую долюшку вдовью,

Отдохнула своим стосковавшимся телом.

А когда Аввакум-то прибудет?

Боярин

                                Прибудет.

Государь повелел возвратить протопопа.

Может быть, от мятухи сибирской, от студи

Он уже на Москву незаметно притопал.

И не слышно, не видно живет-поживает.

Боярыня

Евдокия б, сестрица моя, услыхала.

Из боярской опочивальни выходит Аввакум. Он неузнаваемо изменился, исхудал, поседел. И только в глазах те же до поры до времени затаенные молнии.

Аввакум

Буря кряжистых сосен не ломит, не валит…

Чую дщери Христовой святое дыханье,

Вижу красного лета высокое небо,

Что зорюет в моей неутихшей рябине…

Боярыня

Где, Михалыч, она, где твоя романея?!

Боярин

Романею мою басурмане допили…

АЗ ЕСМЬ АВВАКУМ

В окна боярской горницы сине уставилось погожее весеннее утро, но никто не встает со своего места, все слушают Аввакума, даже свечи и те остались непогашенными, они, догорая, тихо потрескивают, становятся незаметными в свете восходящего солнца.

Аввакум

И отдали меня Пашкову Афонасью,

Суровый человек — всех мучит, всех-то бьет,

Не государевой — своею судит властью,

Как глянет — ледяной охватывает пот.

Как с чепи спустится — душа уходит в пятки,

А шпагу тронет — разлучишься с головой…

Как дикий зверь, на кровь людскую падкий,

Он, Афонасий, как он измывался надо мной!

«Ты поп или распоп?», — рычал, играя шпагой.

«Аз есмь по божьему веленью Аввакум»…

И тут-то вся она показывалась, пакость,

И тут-то сатанинский сказывался ум.

Двух немощных вдовиц отдать надумал замуж,

Аз воспрепятствовать, усовестить посмел

И, дабы не было неслыханного сраму,

Готов был воспринять насильственную смерть.

И воспринял,

                перетерпел такие муки…

Боярыня Морозова

За веру православную перетерпел.

Аввакум

Он, Афонасий, ухватил меня за руки,

Весь распылился он, он весь рассвирепел.

А я-то думаю: пришла моя погибель,

Прощаюсь с Марковной, прощаюсь сам с собой

И не пойму: то ль снег, то ль белая как кипень

Пуржит черемуха над потайной тропой,

Мою последнюю стезинку заметает,

Мою останную слезинку холодит

И о невидимой рассказывает тайне,

Врачует горечь нестихающих обид.

Обидно, и не за себя — за человеков,

За что изводит человека человек?

Заглянешь в темный лес — в лесу полно орехов

И всякой ягоды — не переесть вовек,

Всего полным-полно, и тем благословенна,

Красна дарованная нам земля!

Не порешил убивец. Марковна, наверно,

Она, болезная, молилась за меня.

Боярыня

Страдалица…

А где она, голуба?

Марковна

Я здесь, Прокопьевна.

Боярыня

На свет пройди, на свет.

Аввакум

И впал убивец в озорство, а может, в глупость,

Решил зверьми меня дремучими известь,

Услать решил в сплошные дебри, горы,

Зверья-то там — не счислить всех зверей

И птиц не счислить. Есть такие, кои

Дитяти малого доверчивей, добрей.

Есть утицы, они-то сами в руки,

В долони сами тычутся. Упас господь,

От соблазнительной упас меня порухи:

Аз неразумную не обездушил плоть,

Себя не обездушил. А соблазн-то мучил,

На воеводских-то оголодал харчах.

Марковна

Скажи про курочку.

Аввакум

                    Про курочку-то лучше

Сама скажи.

Марковна