Красная Борода - [62]

—  Эта девушка вовсе не слабоумная. Она не соврала, сказав, что нарочно прикинулась дурочкой... Кстати, пого­вори с ней сам и попытайся узнать, почему она так поступи­ла.

— Может быть, у Мори это получится лучше? — помол­чав, возразил Нобору.

— Нет, это сделаешь ты. — Ниидэ пристально поглядел на него. — Тебе вскоре предстоит начать семейную жизнь. Не исключено, что извлечешь кое-что полезное и для себя. Поговори с О-Эй — на сегодня освобождаю тебя от посеще­ния больных на дому.

5

В начале О-Эй наотрез отказа­лась говорить. Завтрак и чай для нее принесли в комнату Нобору, но она не притронулась ни к тому, ни к другому, сидела на полу, уставившись в стену, и всем своим видом давала понять, что из нее не выудишь ни слова. Пошел уже одиннадцатый час, и Нобору решил, что сегодня он от О-Эй ничего не добьется, как вдруг она кашлянула и бесцветным голосом пробормотала:

— А, все равно, телега сломана, и ее уж не починишь. Нобору замер. О-Эй снова умолкла, потом передернула плечами и, все так же уставившись в стену, заговорила:

—  У меня будет ребенок, чего бы мне это ни стоило. И я всем докажу, что сумею одна, без чьей-либо помощи, его вырастить.

Нобору слушал, не проронив ни слова. Он подумал: «Если заговорю, только спугну ее». Однако О-Эй умолкла надолго. Тогда Нобору прервал молчание и как бы между прочим спросил:

—  Если решила рожать, то ведь это можно сделать в больнице. Отчего же надумала бежать отсюда?

— Боюсь, снова придет мать и уговорит доктора сделать операцию. Вот я и решила бежать отсюда и родить в другом месте, — ответила О-Эй.

—  Но ты хоть понимаешь, как трудно будет растить ребенка без отца?

—  Понимаю, но, по мне, лучше воспитывать ребенка одной.

— Почему?

И тогда О-Эй, все так же не отрывая взгляда от стены, рассказала свою историю.

Ее отец, Сатаро, ушел из семьи, и где находится сей­час — неизвестно. Прежде он считал себя человеком искус­ства — играл на сямисэне[28] и неплохо пел. Он участвовал в небольших представлениях, пел в харчевнях для гостей, иногда был уличным музыкантом. Заработки его были невелики, а из того, что зарабатывал, приносил домой лишь малую толику. С ее матерью, О-Канэ, он познакомился в какой-то закусочной. Позднее, когда они поженились, О-Канэ изводила его ревностью, из-за чего в доме что ни день вспыхивали ссоры.

«Я не жалуюсь на то, что ты совсем не приносишь в дом денег, — выговаривала она мужу. — Ты артист, а артисты ничего в деньгах не смыслят — это я знала еще до того, как вышла за тебя замуж. Меня беспокоят женщины. Уж такой народ артисты — готовы приволокнуться за любой женщи­ной. Признавайся, у тебя ведь тоже есть любовница!» Такие упреки всегда заканчивались дракой, во время которой они поносили друг друга последними словами...

О-Эй внезапно умолкла, повернулась лицом к Нобору и, сердито сверкнув глазами, сказала:

— Вы хотите меня обмануть.

— С чего это тебе в голову пришла такая глупая мысль?

—  Вы просите рассказать о себе, чтобы обманом вы­рвать у меня согласие на операцию.

—  Не болтай глупости! Наша больница находится под опекой местных властей. Неужели ты всерьез думаешь, что здесь могут вынудить женщину сделать такую операцию вопреки ее желанию?

—   Ах, все мужчины одинаковы, — пробормотала О-Эй. — Не будь мужчин, женщины и дети смогли бы жить без мучений.

Нобору ничего не ответил. О-Эй успокоилась и продол­жила свой рассказ.

О-Канэ была влюблена в Сатаро как кошка и выполняла любые его прихоти. Старшей сестре О-Рицу в этом году исполнилось двадцать три года, младшей, О-Суэ, девять. Было еще два брата — Дзиро и Кэндзи. Родители застав­ляли детей работать с семи-восьми лет, отправляли нянчить младенцев или в лавки, быть на побегушках, причем не забывали наперед выклянчить задаток. Одиннадцати лет О-Рицу устроили служанкой в веселый дом. Родители регулярно забирали у О-Рицу все деньги, и вскоре у нее уже было столько долгов, что для их уплаты к девочке — ей тогда исполнилось двенадцать — пригласили гостя. Такое испытание оказалось ей не по силам, и на следующий день она сбежала домой. Сатаро пришлось идти на переговоры. В конце концов порешили на том, что О-Рицу отправят в один из публичных домов в квартале Атака, поставив усло­вием, что она будет исполнять исключительно обязанности служанки и гостей к ней водить не станут.

Вначале О-Рицу в самом деле поручали работу на кухне, посылали за покупками, но спустя два месяца к ней привели гостя. Она снова пыталась бежать, но ее поймали и избили до полусмерти. Оказалось, что за эти два месяца родители умудрились вытянуть у хозяйки дома двенадцать рё.

— В то время мне было уже восемь лет, — продолжила свой рассказ О-Эй, — и родители отправили меня нянчить младенца к продавцу сэмбэй[29]. Иногда по дороге домой я заходила в публичный дом, где служила старшая сестра. От нее я и услышала эту историю.

Брат Дзиро служил на постоялом дворе в Бакуротё. Все причитавшиеся ему деньги тоже забирали родители, а он не получал ни единого мона[30].

Возвращаясь от старшей сестры, О-Эй думала о том, что и ее, и четырехлетнего Кэндзи, и недавно родившуюся младшую сестру ожидает участь, постигшая старшего брата и сестру, — работать в поте лица ради того, чтобы набивать ненасытные утробы родителей, — и ее юное сердечко сжа­лось от ужаса.