Красная Борода - [63]

Когда О-Эй исполнилось десять лет, ее пристроили к торговцу свечами. Спустя полгода к ней зашла старшая сестра и сказала по секрету, что жить в публичном доме невыносимо и она решила бежать. Ей было уже четырнад­цать лет, но два с лишним года изнурительной службы совершенно истощили ее. Она настолько исхудала, что мало чем отличалась от десятилетней О-Эй.

—  Мне все равно, я конченый человек, но ты хоро­шенько подумай и постарайся избежать того, что случилось со мной, — сказала она напоследок.

С того дня О-Эй только и думала о том, как выжить. Отец с матерью по-прежнему заходили в лавку, где рабо­тала О-Эй, забирали причитающиеся ей деньги под предло­гом того, что им все труднее сводить концы с концами: родилась еще О-Суэ. Если так будет продолжаться, то вскоре и ее постигнет судьба сестры — продадут в публич­ный дом, думала О-Эй. И вот однажды ее осенила замеча­тельная мысль.

— В квартале Икэ-но-хаси, где расположена наша лавка, жил один дурачок по имени Мацу, — продолжала О-Эй. — Ему было лет семнадцать или восемнадцать. Он бродил по городу с отвисшими мокрыми губами, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. Взрослые сторонились Мацу, лишь детишки гурьбой бежали за ним. Мацу и навел меня на мысль прикинуться дурочкой. Уж слабоумную-то не станут продавать в публичный дом.

Так решила О-Эй, а было девочке в ту пору всего десять лет. Однажды, помогая в амбаре грузить товар, она оступи­лась, упала с лестницы и сильно ушибла голову и спину.

— Я это сделала не нарочно — оступилась и потеряла сознание...

6

—  Когда я пришла в себя, меня напоили водой. Медленно, глоток за глотком пила я воду и думала: вот и пришел тот час, о котором мечтала... Несколько дней голова раскалывалась от боли, и я никак не могла разогнуть спину. Как раз в эти дни я начала строить из себя слабоумную

Я долго наблюдала за Maцу, подражала его жестам и гримасам Теперь я овладела этим так искусно, что все окружающие поверили: я рехнулась. Даже доктор попался на удочку, сказал, что слабоумие — следствие ушиба головы и потребуется время, пока я излечусь. Иногда я вела себя так, будто дело пошло на поправку, но, когда родители успокаивались и думали, что я вот-вот выздоровею, снова начинала представляться дурочкой. Мой хозяин добротой не отличался, но и злым человеком тоже не был. Он чув­ствовал свою вину за случившееся, но перестал выплачи­вать деньги родителям.

«Я возьму на себя заботы об О-Эй, — ведь несчастный случай произошел во время работы, но выплачивать вам жалованье не намерен — ведь она теперь ничего не дела­ет, — объяснил он Сатаро и его жене. — Если вы не довольны такими условиями, я готов простить задолженность О-Эй, но тогда придется забрать девочку домой», — доба­вил он.

После этого Сатаро трижды приходил за О-Эй, но та отказывалась возвращаться, рыдала так громко, что было слышно на весь квартал, а однажды даже прокусила ему  руку.

Слушая О-Эй, Нобору незаметно наблюдал за девуш­кой. Говорила она вполне связно, вела себя нормально, лишь беспокойные руки, которые то и дело утирали с губ несуществующую слюну, создавали впечатление слабо­умия. По-видимому, она настолько усвоила повадки дурачка Мацу, что они вошли в привычку. Нобору поразило удиви­тельное упорство, проявленное О-Эй — по сути, совсем еще девочкой — в стремлении добиться поставленной цели.

—  Будь мои родители простыми, хорошими людьми, я никогда не позволила бы себе их обманывать, — продол­жала О-Эй. — Но они не такие. Что мать, что отец жили за счет собственных детей, работать не работали, лишь пили сакэ, набивали брюхо, развлекались, бездельничали.

Я заметила, что все бедные семьи в одинаковом положе­нии. Даже родители, горячо любящие своих детей, нередко отправляют их на заработки. Нужда заставляет! Хуже всего ведут себя мужчины. Как только им перевалит за тридцать, они будто лишаются разума: пьют, развлекаются с женщи­нами, играют в азартные игры, совершенно не заботясь о жене и детях. Не знаю, как обстоят дела в богатых семьях, но среди бедняков из десяти мужчин восемь или девять поступают именно так.

Поэтому у меня нет никакого желания выйти замуж. Буду заниматься самой черной работой и растить ребенка. Без мужчины в семье мне не понадобится отправлять ребенка на заработки, чтобы ублажить мужа и каждый день думать, как бы свести концы с концами. Я вполне обойдусь без мужа и уверена, что прекрасно сама воспитаю ребенка.

— Как я понимаю, твоя мать требует, чтобы ты освобо­дилась от ребенка, и желает по-прежнему жить за счет твоих заработков? — произнес Нобору.

—  Именно так. — О-Эй кивнула и провела ладонью по губам. — С тех пор как отец три года тому назад ушел из дома, она стала пить вино и собирается продать в веселый дом девятилетнюю О-Суэ.

— Она догадывается, что ты строишь из себя дурочку, а на самом деле вполне нормальная?

— Нет! — О-Эй решительно качнула головой. — Просто она считает, что и на дурочку найдутся любители, которые и заплатят побольше, было бы остальное в порядке.

— Это просто ужасно, что есть на свете люди, готовые переспать со слабоумной. Они потеряли разум, — пробор­мотал Нобору.