Красная Борода - [65]

Шрифт
Интервал

— А-а, это ты! — воскликнула О-Канэ, осоловело глядя на Нобору. — Я запомнила тебя, но ты мне не нравишься. Вот этот господин мне больше по душе.

Не произнося ни слова, Нобору сел за стол.

— Ну, теперь моя миссия закончена. — Цугава поднял­ся. — Оставляю ее с вами наедине, господин доктор.

Нобору даже не поглядел в его сторону.

О-Канэ была сильно навеселе. Она уселась перед Нобору и так широко расставила ноги, что стало видно ее голубое исподнее.

—  Ну, что вы решили с этой дурочкой? Надеюсь, сде­лаете ей операцию? — спросила она, с трудом ворочая язы­ком.

— Но ваша дочь хочет родить.

— Ерунда! — О-Канэ сделала жест рукой, будто отводя от себя паутину. — Неужели вы всерьез прислушиваетесь к тому, что болтает эта сумасшедшая? Я ведь не какая-ни­будь легкомысленная богачка и не допущу, чтобы это так просто сошло вам с рук. Делайте, что вам говорят, и побыстрее.

— Оставьте ее в покое, — тихо произнес Нобору, с тру­дом сдерживая гнев. — Девушка желает родить, и мы ей поможем. А вам советую: перестаньте доить из нее деньги.

Нобору почувствовал, что говорит слишком резко, но слова были сказаны. О-Канэ бросила на него разъяренный взгляд. Ее отвислые губы вытянулись в ниточку, лицо исказила отвратительная гримаса. Казалось, еще мгновение, и она вцепится в него зубами.

— Это я-то дою из дочери деньги?! Какое право ты име­ешь так говорить? Еще никто не посмел сказать обо мне плохое слово. А теперь ты наболтаешь людям такое, что мне стыдно будет им на глаза показаться. Где у тебя доказа­тельства, что я отнимаю у дочери деньги? Где?!

—  А чем вы заставляете заниматься вашу дочь О-Рицу? — шепотом спросил Нобору. — А что делают ваши дети: Дзиро, Кэндзи? Куда собираетесь определить малышку О-Суэ?

— Не твое дело! — закричала О-Канэ, отворачиваясь от Нобору. — Это мои дети — я их родила и вырастила. А тебя, чужого человека, не касается, как поступают роди­тели с собственными детьми.

— Если не касается, почему вы требуете доказательств? Тяжело дыша, О-Канэ обернулась к Нобору и злобно  поглядела на него.

— Я мать своих детей. Дети должны всячески помогать родителям. Я ведь тоже в поте лица трудилась для отца с матерью. Не я это придумала — так уж повелось.

О-Канэ встрепенулась от внезапно пришедшей ей в голову мысли и надменно, с издевкой сказала:

—  Разве власть имущие не учат нас, что послушание достойно награды? Разве сыновний долг не первая из всех ста заповедей? Разве весь мир не держится на подчинении младших старшим, детей родителям? Ну-ка, ответь, разве не так?


8

Нобору буквально трясло от негодования. Он сознавал: для этой женщины любые сло­ва — пустой звук, но ему захотелось сказать ей такое, что проняло бы ее до самых печенок.  Пока он судорожно  пытался это придумать, седзи раздвинулись, и в комнату вошел Ниидэ. Нобору встал, чтобы задвинуть сёдзи обрат­но, но Ниидэ остановил его.

— Оставь так — здесь плохо пахнет, — сказал он. Нобору вернулся на свое место.

— Плохо пахнет? — взвилась О-Канэ. — Это вы на меня намекаете?

— Не намекаю, а прямо говорю. Здесь смердит твоим грязным нутром. Всю комнату провоняла — вот-вот всех выворотит наизнанку. Принюхайся — поймешь.

— Какое вам дело до моего нутра?

— Сгнило не только твое нутро, вся ты гниль, с головы до пят! Некоторые заставляют своих детей работать, когда в доме нечего есть. Но я до сегодняшнего дня еще не встре­чал здоровых родителей, которые продают своих детей, чтобы напиться сакэ. Такие подлецы — нелюди. Они не имеют права называться родителями. Запомни: любая ско­тина, любое дикое животное готово пожертвовать жизнью ради спасения детеныша, будет голодать, но первым накор­мит его. А ты хуже скотины, хуже дикого зверя... Мол­чи! — заорал он, видя, что О-Канэ собирается ответить. — Девочку мы оставим у себя в больнице, — продолжал Ниидэ. — А о тебе я сообщу властям, и если ты по-преж­нему будешь наживаться за счет детей, они примут меры.

— Ах, как страшно!

— Убирайся, — сказал Ниидэ. — И учти: будешь нажи­ваться на собственных детях — тебе не миновать тюрьмы.

— Я не из пугливых, — пробормотала О-Канэ, поднима­ясь. — Властями ты можешь детишек стращать, а не меня! В тюрьму посадят! Ой-ой, у меня сейчас кожа на животе лопнет от смеха. — Приговаривая так, О-Канэ бочком выбралась из комнаты и, пошатываясь на непослушных ногах, покинула больницу.

— Нет, так нельзя, — пробормотал Ниидэ. — Последнее время я веду себя непозволительно грубо. И чего я так рас­кричался. Она ведь просто темная, глупая женщина. И это не вина ее, а беда. И все это из-за крайней бедности и тяже­лых условий.

— Я так не думаю, — возразил Нобору. Ниидэ удивленно поглядел на него.

— Бедность или богатство, плохие или хорошие условия, на мой взгляд, не имеют отношения к сущности челове­ка, — пояснил он. — Почти год я сопровождал вас во вре­мя обходов больных на дому и за это время сталкивался с разными людьми. Были среди них достаточно образован­ные и обеспеченные, но уступавшие обыкновенным просто­людинам. Встречались мне и совершенно неграмотные бедняки — прекрасные люди, перед которыми хотелось низко склонить голову.

— Хочешь сказать, как за ядовитым растением ни уха­живай, оно все равно останется ядовитым? Так, что ли? Но человек научился делать из ядовитых растений чрезвы­чайно эффективные лекарства. Нет слов, О-Канэ плохая мать, но если ее только поносить и унижать, она от этого лучше не станет. Напротив, будет еще зловредней. А нужно из плохого человека научиться извлекать то, что в нем есть хорошего, — точно так же, как из ядовитых растений извле­кают полезное лекарство. При всех обстоятельствах ведь это все-таки человек!


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.