Костяное веретено - [42]

Этот кинжал подарила ей на помолвку Кара, девушка, с которой Шейн обручили в очень юном возрасте. Тогда северянка видела в гравировке лишь любовную историю, но теперь размышляла: не скрывался ли там более глубокий смысл выбора Кары — лунная принцесса, вернувшаяся на небо? Шейн в ответ подарила ей мантию, расшитую традиционными символами красоты — розовыми маргаритками и подснежниками. Кара обожала розовые маргаритки — это все, что помнила о ней Шейн, когда вернулась на Рокриммон готовиться к свадьбе.

Она все еще не забыла, как с влажными ладонями стояла рядом с Шейденом у главных ворот и ждала прибытия Кары, третьей дочери правителя Айсферна — девушки, с которой ей предстояло провести всю жизнь. Кишки у Шейн будто завязались в узел. Все утро она пыталась убедить Шейдена надеть церемониальный киртидль[2] наследника и занять ее место — хотя бы в первый раз, но теперь, когда он вырос на шесть дюймов, а она нет, они больше не могли так сделать.

Кара гостила на Рокриммоне еще в том возрасте, когда была совсем мала и беспечно бегала по лугам, пачкая платье в поисках идеальных маргариток, из которых плела венки. Всегда три: для себя, для Шейн и Шейдена.

Но девушка, которая вышла из убранной мехом кареты, была совершенно не похожа на ту, что помнила воительница. Шестнадцатилетняя, на год старше Шейн, она казалась невероятно хладнокровной и прекрасной в длинном платье из голубого, как лед, муслина и с черными волосами, заплетенными короной. Уже не воспитанница, а нареченная королева Шейн.

Та же не представляла, как с ней держаться. Когда она сидела рядом с Карой на пиру или слышала ее смех в другом конце комнаты, Шейн начинало мутить или она запиналась о собственные ноги, внезапно сделавшиеся неуклюжими. Кара казалась духом тумана, явившимся из старых легенд, такой идеальной, будто даже ненастоящей. За те несколько недель, пока невеста жила в замке, Шейн стала чаще прятаться на крыше сторожевой башни. Она наслаждалась минутами, когда они с Шейденом снова оставались только вдвоем.

Но однажды ночью — в такую же ночь, как все остальные, — они с братом смотрели на звезды, посмеиваясь и поддразнивая друг друга. Вдруг впервые за все это время нежный голос окликнул:

— Можно подняться? — На крепостной стене стояла Кара и смотрела на них.

Шейн едва не сказала нет. Ей вовсе не хотелось делиться, это место всегда принадлежало им двоим. Но Шейден уже протянул руку и помог Каре взобраться на башню.

Устроившись между братом и сестрой, она плотнее натянула на колени ночную рубашку из теплой шерсти. Здесь, вдали от придворных, Кара уже не казалась такой недотрогой: ее волосы свободно струились по спине, факелы на башне освещали веснушки на порозовевших щеках.

Шейдена, похоже, посетили те же мысли.

— Странно, как это ты удрала от тетки Аннор в таком виде? Как там она всегда говорит? — Брат погрозил пальцем и сказал тонким голосом: — Красота леди — это ее доспехи! Ни одного волоска торчать не должно!

Кара захихикала, зажимая рот рукой.

— Не надо так, ты прямо как она, — простонала Шейн.

Сварливая тетка Аннор приезжала с Карой, когда та была еще ребенком. Старуха не стеснялась гоняться за будущим Военным вождем Рокриммона с расческой. При одной мысли об этом у Шейн заныла кожа головы.

— Она все так же беспощадна, — предупредила Кара. — К счастью, спит как убитая, особенно если выпьет брусничного вина.

— Ну, мне так больше нравится, — заявила Шейн, подумав, какой скованной выглядела Кара в своих модных платьях с глухим воротом.

— Когда-то ты говорила, что я больше нравлюсь тебе с ветками в волосах, — напомнила Кара. — Мы-то знаем: ты непривередлива.

И все сразу стало легко, будто в прежние времена, троица вспомнила былые дни и поспорила, по чьей вине Шейдена как-то заперли в прачечной. Брат и Кара были уверены — виновата Шейн. Неловкость исчезла, и воительница вдруг поймала себя на том, что от смеха у нее разболелись щеки; она принялась пускать Каре пыль в глаза, выдумывая истории о созвездиях, совсем как в детстве.

— Вон лохматый волк гоняется за луной.

Шейден закатил глаза.

— Это не волк. Это серебристый олень, который показывает заблудившимся детям путь из леса.

— Скукота, — фыркнула Шейн. — Это волк, он отгрыз от луны кусок, слюнявые крошки прилипли к небу и стали звездами.

Кара сморщила нос и рассмеялась. Шейден дотянулся и дал сестре подзатыльник.

— Выражайся прилично. Попробуй ты, Кара.

Та склонила голову, рассеянно наматывая на палец прядь волос. Шейн уже замечала у нее такой мечтательный вид, когда она смотрела с другого конца зала на близнецов, сидевших у трона отца. И воительница впервые задумалась: о ней ли были те мечты?

Ладонь Кары накрыла ее руку, и Шейн до самых кончиков пальцев на ногах пронзила искра. Это была не просто ее нареченная, а лучшая подруга детства. А теперь они снова воссоединились — Кара, Шейн и Шейден. Как всегда.

Над сторожевой башней пронесся порыв осеннего ветра.

Кара задрожала.

— Замерзла? — спросила Шейн.

Лишь много позже она задумалась о том, почему Кара не взяла с собой новую мантию, подарок на помолвку, ту самую мантию, расшитую розовыми маргаритками. Шейн знала только, что они с братом действовали одновременно. Шейден стянул с плеч тяжелую накидку, а Шейн распахнула свою, чтобы Кара могла согреться, придвинувшись ближе.