Костры Сентегира - [67]

— Так я могу спрашивать, о чём вздумается?

— Конечно. Только я по-прежнему не на всё стану отвечать.

— Карди, вот твоя карха мэл как зовётся — можно, ты мне напомнишь?

— Это Денгиля, — нехотя ответила она. — Тергата, как и августовский праздник гроз. Я ее после него себе взяла, вместе с именем. И, как задумала, вместе с судьбой.

После таких слов и не положено спрашивать дальше, понял он. Но и нужно спросить — хотя бы ради того, чтобы не прослыть пустословом.

— Что нужно для того, чтобы моя карха гран получила имя?

— Дождаться этого имени. Дождаться крестника для сабли.

— А чтобы дать ей достойные ножны? Не то чтобы эти плохи, однако…

— Найти такого друга, чтобы сумел выковать их из собственной плоти.

— Спасибо тебе.

«Я заплачу за любую свою дерзость, — хотел он добавить, — за любой камешек под подошвой твоих гутулов, что подброшу или уберу без спроса, но позволь мне, как прежде, быть с тобой рядом».

Но не добавил: Кардинена знала об этом и так.

Только предложил мягко и с достоинством:

— Ты спи сейчас, а мне не до этого. Посторожу: вчера ночью и сегодня днём я вдосталь наотдыхался.

XVI

С утра сделался мороз. Вода с неба убралась, но вместо неё ветер приносил резкий запах снега с далёких вершин. Лёд гулко трескался под копытами лошадей, промёрзшая земля гудела колоколом, камешки, на мгновение обнажая землю, рассыпались по сторонам с сухим шелестом: здесь не было старого русла, вода едва успела накрыть глину обломками своей добычи. По небу катились ровные валы туч: в промежутках то появлялось, то снова исчезало пронзительно голубое небо. Всадники нахохлились под своими ягмурлуками, плотно натянув капюшоны на голову и поблёскивая глазами через прорези. Крошечный отломок ледового сахара в гранитных щипцах, — вот чем был для обоих неохотно показавшийся впереди Белый Сентегир.

— Далеко видно. Это потому, что в воздухе чисто, — проговорила Карди. — И дорога торная.

Они, как и прежде, ехали бедро к бедру: может быть, желая согреться, возможно — дабы набраться смелости.

— Тогда поговорим? — сказал Сорди.

— Думаешь, никто не нагрянет так, чтобы нам не заметить?

Ибо дорога, в конце которой то и дело возникала покрытая сплошной белизной вершина, всё время петляла, выдавая поднаторевшему взгляду места, где могла бы спрятаться засада, чтобы свалиться сверху прямо на головы или снизу перекрыть дорогу с обеих сторон.

— Думаю, что нам всё равно не устоять и не найти укрытия. Сама говоришь — места незнакомые.

Кардинена рассмеялась:

— Да уж, мужество отчаяния — самое уместная политика в нашем положении. От дождя прятались — одна надежда, что Тэйнри он больше нашего досадил. Грозу на себя вызвали…э, а ведь похоже, Огнезмей всю мистерию нарочно разыграл.

— Как и ты, верно? С готовкой вне пещеры.

— Да знаешь — находит на меня, — с неким лукавством улыбнулась она. — Когда нечто становится позарез необходимым, я ломаю комедию ради того, чтобы получше его приманить.

— Смутно надеясь, что это сойдёт за учительство. В плане защиты от враждебных вихрей и прочего.

— Ты прав. Ситуацию послушного ученика могут принять во внимание, хоть ты уже не он. А насчёт змеиной хитрости… Как мне моя карха досталась, не говорила я тебе? В смысле — самый первый раз. И не совсем мне. Именно благодаря похожей уловке: мы с побратимом разыграли из себя лёгкую добычу, будто бы охотимся с малым числом наших красноплащников, и выманили на себя некоего Могора. А ждал его в засаде как раз Чёрный Волк. Какие-то сложные личные счёты там у них были — соперники, что ли. Могор-то ходил вне закона: напрасной крови куда больше Волка пролил. Тем более если нуль вычесть.

— Погоди. Я смутно, да помню, что чёрный цвет твоим был. Самый первый наш разговор, у той ядовитой завесы.

— А-а. Так это когда мы здесь, на этой земле, переигрывали. Могор тогда примкнул к бывшим моим кавалеристам вместе с кэлангами — это те, кто в Лэн-Дархане сидел да бурой формой гордился, помнишь?

Кардинена почти инстинктивно погладила навершие сабли:

— Красавица моя. В тот раз Могора Денгиль перехватил и зарубил самолично. И его карху себе на пояс нацепил. Мы с Нойи поработали дичью, а наши всадники — загонщиками. Одним моим людям бы тогда не справиться.

— Это что — последствия того опрометчивого брака?

— Не шути. Раз в год да освежали мы с Волчьим Пастырем обоюдную память. Вспоминали, что неладно, да венчаны.

А тогда у меня как раз та самая история с Тэйнри случилась. Знаешь, о ней потом, хорошо? Главное, что осталась я без своей любимой шпаги. Игрушек у меня скопилось к этому времени немало, и прямых, и кривых, но та была особенная: с ним во гроб легла для почёта, а ту, что от него я унаследовала как победитель непобедимого, в дело пускать было не к чести.

Вот и приехал Волк меня к себе требовать — то ли для передачи опыта, то ли под домашний арест поместить. Это чтобы от военного трибунала отвести: поединки в мирное время круто оценивались, даже если с побежденными гражданами.

— Поединки?

— Ну конечно. Типа дуэль на поражение. Помнишь, кэлангам разрешили оружие на поясе сохранить для-ради воинской чести. Ну и как после этого в дело его не пустить? Ёрзает в ножнах, знаешь, и на волю просится. Ладно…