Костолом - [8]

— Ксения Владимировна… Ксюш, — отделавшись от старшего коллеги, он настигает свидетельницу по делу уже на выходе из участка. — А подруга Ваша… Твоя… У неё парень есть?

Ксюша смотрит на него ошарашенно, долго, будто не веря ушам своим, и вдруг начинает смеяться. Громко, без стеснения. Искренне. Она уже и забыла, каково это — хохотать от души.

— А что такого… — Щёки младлея Валеры горят, хоть яичницу жарь. — Что смешного…

— Да ничего. Просто я представила вас вместе. Мент и адвокатесса — колоритная парочка намечается! — Она кашляет, утирая выступившие от смеха слёзы. — Нет, парня у Женьки нет. Но телефон её я тебе не дам!

Валера за «мента» не обиделся, а шутки не понял.

— Почему не дашь? — Что ж, настырности ему не занимать. Прямой, как термос — такие люди полезны в хозяйстве.

— Потому что не дам. Но ты дай свой, а я…

Она не договаривает, а Валера дослушивать и не собирается. Уже лезет в нагрудный карман форменной голубой рубашки — по-летнему форменной, с коротким рукавом — и извлекает нечто вроде самопальной визитки.

В гостиницу Ксюша шагает уже счастливая. Почему-то ей кажется, что если мент и адвокатесса сойдутся, на земле наступит вечный мир и всепоглощающая гармония. А ей так бы этого хотелось…

Самый короткий путь к отелю пролегает через всё ту же привокзальную площадь. Время к полудню, скоро обед, и Ксюхе стыдно, что, хоть и не по своей вине, пришлось оставить подругу одну управляться в столовке. Она скорит шаг, продираясь через толпища людей на перроне. Через Алиевку куча поездов ходит, плюс сочинская электричка несколько раз в день доставляет отдыхающих в посёлок из ближайшего международного аэропорта. Кажется, сейчас именно её время — судя по шумным сворам детворы, увешанной необъятными и по виду неподъёмными баулами, в одном из детских лагерей, коих в Алиевке несколько, сегодня начинается смена. Ксюша снова ускоряется, уже почти переходя на бег — скорее бы перрон закончился и началась нормальная дорога… Впереди уже брезжит просвет, знаменующий окончание посадочной площадки… И Ксюша замирает на месте, окаменев. Белобрысый пацан лет восьми врезается в неё с разбегу, и, от души потоптавшись по ногам и поколотив её бока своей походной котомкой, скрывается в здании вокзала. Ксения пацана не замечает. Люди, шум, гвалт, гудок отходящего поезда — всего этого для неё не существует. Потому что сейчас она видит его.

Тонкий — да, он именно такой. И вовсе не сверхвысокий, как казалось ей прежде — скорее, обычный. Странно, его лицо она видела дважды, но не запомнила. Даже сама себе сказать не может, кажется ли оно ей красивым, или нет. Лицо, которое не запоминается. Но всё же это он — его ни с кем не спутаешь. Такой белокожий и… ровный. Человек не отсюда. Ах, если бы она знала, что он никогда не покидал эти земли! Вокзал полнится приезжими: местных здесь почти не бывает — летом они слишком заняты, чтобы путешествовать — и потому на человека в чёрном никто не обращает внимания. И он стоит, возвышаясь над гурьбой детворы, выделяясь тенью в лучах полуденного солнца. Его губ не видно — в профиль они скрыты за прядью длинных угольных волос. Но всё же, Ксюха почти уверена, что он улыбается. Боже, возможно ли, чтобы он улыбался? Человек из виноградников, человек, которому вчера на рынке не продали картошку? И, хотя губ его не видно, вся поза его говорит, кричит о счастье. Немного ссутулившись, он делает шаг вперёд, разводит тонкие руки и заключает в объятия стройную пышноволосую шатенку, только что спустившуюся с подножки готового к отправлению поезда. Та бросает на землю пару одинаковых розовых чемоданчиков и жмётся к мужчине всем телом, и они стоят так, обвившись вокруг друг друга своими тонкими телами, как две упругие лианы, и от них веет счастьем.

Невольная свидетельница чужой радости бежит с вокзала сломя голову. До самой гостиницы — кажется, даже не запыхавшись. Заперевшись в уборной, она склоняется над раковиной, включает кран и обдаёт горящее лицо ледяной водой. Какой необычный сегодня день… Уж час пополудни, а она ещё ни разу не вспомнила об Артуре. И это гадкое чувство — новое, незнакомое… Будто крыса вгрызается в грудину. Странное, непривычное, пожалуй, даже любопытное чувство. И очень-очень глупое. Не обида и не злость. Простая ревность.

4. Гостья

Найти таксиста нетрудно, но вот найти подходящую гостиницу — куда сложнее. Уже с полчаса машина колесит по округе, останавливаясь то у одного гостевого дома, то у другого, и, пока гостья разглядывает сквозь боковое стекло знакомые улочки — знакомые, но так сильно изменившиеся со времени её последнего визита в Алиевку — Костолом пытается побороть внутреннее смятение.

Снова она — девчонка из виноградников. Он опять её учуял, на этот раз отчётливо. Ошибки быть не может. Неужели — следит? Нет, уж слежку бы он распознал. Алиевка маленькая, а девчонка — неместная. Точно неместная, иначе они давно бы уже встретились… Он бы запомнил, если бы они встречались раньше. Слишком необычно она горела той ночью, на пороге грозы. Бежала прямо на него, а в глазах её было темно, и Костолом не уверен даже, разбирала ли она свой путь или же неслась наугад. В паре шагов до столкновения он планировал отступить — странную девчонку не хотелось бы ранить, но она первой свернула и унеслась прочь с полей, оставив на сухой земле цепочку горячих следов… Вообще-то, ей нужна помощь, но пока она о ней не попросит, помощи не будет. А она не попросит — она даже не знает, что так можно.