Костолом - [17]

Ольга силится не изменять своим фирменным интонациям — высоким, с чрезмерной нотой энтузиазма, но по красным щекам и дрожащим губам Ксюха понимает, что дама слега не в себе, и ей уже даже не так обидно, что гостья не сразу вспомнила её имя.

— Чего бояться-то? Здесь мне бояться нечего — я всех знаю. И этим двоим не отвертеться, не беспокойся. Попрошу Розу, чтоб уговорила Михалыча их уволить, а то — и вовсе, чтоб выперли их из Алиевки! А ты что же здесь делала одна?

— Я на пляж шла… то есть — с пляжа. Посмотрела я на всё это и решила ближе к вечеру вернуться. А до основной дороги так далеко в обход, вот я и решилась — через парк… Зря, наверное.

— Всё же тебе лучше по основным дорогам ходить, Оля. Такие, как ты, для местного быдла — лакомый кусочек. А на пляже почему не осталась?

— Шумно очень. Не люблю…

Странно всё это — зачем приезжала тогда, если шумиху не любит? Полно есть мест потише. Да что там — потише даже здесь, в Алиевке есть. В стороне от туристических троп, конечно.

— Оля… — Ксю не хотелось бы навязывать свою компанию, но коротать время до ужина в одиночестве так не хочется, а соседка такая интересная, и, в конце концов, она её спасла. И та теперь ей вроде как обязана… — Хочешь покажу тихое местечко? И безопасное…

Вместо ответа новая знакомая вдруг подхватывает её под руку и легко, на привычной своей ноте, выдаёт:

— Веди!

* * *

Идти приходится долго, но гостья не жалуется. С интересом и каким-то едва уловимым сожалением она осматривает окрестные угодья. Поля Новиковых — в стороне от посёлка, хотя и рядом совсем. От моря далековато, но здесь такое раздолье. Угодья принадлежат местной семье — те живут обособленно, занимаются сельским хозяйством. Ходят слухи, что они то ли старообрядцы, то ли напротив — иеговисты какие-то, но живут они здесь ещё с досоветских времён, никого не трогают, и их никто не трогает. Ксюха нашла своё секретное место ещё при первом визите в Алиевку: ушла гулять одна и заплутала. Шлёпала вдоль условных колышков, обозначающих границу новиковских полей, пока не вышла к пологому бережку. Речка — шумная, глубокая, мутная и совсем узкая, редкие деревья, что каким-то чудом коренятся вдоль бережка, в себе чуть ли не топит. Соваться в воду — страшно, а вот поваляться на бережку — нет. Сюда никто не ходит — слишком далеко от проходных мест, и потому берег хоть и зарос местами камышом, но чистый. Тихо здесь — дорог поблизости нет, людей — тоже. И безопасно — Ксю успела убедиться, что за новиковские угодья чужаки не суются: алиевским до этих мест дела нет, а приезжие самостоятельно их и не найдут. Так и повадилась сюда ходить — помечтать, почитать, поспать даже. Правда, из-за работы, удаётся ей это не часто.

— Искупаться вряд ли получится — вон, вода зелёная, да и ледяная небось. Но если тебе…

— Ух-ты, Ксю, как круто! И что — вокруг ни души?

— Ни души. Только если из новиковских кто пройдётся, но они ничего не скажут.

Расположившись на Олином покрывале — таком огромном, что оно уместило бы и троих, девушки неловко молчат, пока Ольга, в свойственной ей манере, не берёт инициативу в свои руки.

— Ксюш, а у тебя парень есть? — такой странный вопрос, особенно если учесть, что задающая его на собеседницу даже не смотрит — вовсю натирает: плечи — кремом от ожогов, руки и ноги — кремом от комаров.

— Нет, — Ксюша отвечает, не раздумывая, и твёрдостью в голосе даже гордится.

— Нет? Странно… А гадание моё о другом говорило. Ну ладно — не хочешь рассказывать…

Ксению гостья раздражает: расспрашивает о том, что её не касается, а о себе — ни слова. Как шпионка, ей-богу.

— А как твоего друга зовут? Ну, с которым ты вчера гулять ходила?

— А ты почему спрашиваешь…

— Сама видишь: я здесь всех знаю, и твоего друга — наверняка. Да я никому не скажу, если это секрет! Просто интересно…

— Ян… Его зовут Ян.

— Хм… Странно. Никогда о таких не слышала, — Ксюха входит во вкус и врать ей уже как-то даже не сложно. — А он точно местный?

— Точно. Местнее не бывает.

— И давно вы знакомы?

— Может хватит, Ксюш, ты меня засмущала, честное слово! — Ольга шутливо всплескивает руками, хотя ей уже не так и весело. Давно ли знакомы? С самого его рождения.

Некоторое время девушки молчат — каждую распирает от желания порасспрашивать другую о чём-то непривычном, но ни одна не рискует прерывать неуютную тишину первой. Заприметив, что Оля достаёт из сумки книжку в мягкой обложке и, как ни в чём не бывало, сходу погружается в чтение, Ксюша, обрадованная, что к ней потеряли интерес (и раздосадованная этим же), достаёт свой мобильник. Дурацкие сообщения прошедшей ночи она выучила наизусть, но всё же пробегается по ним глазами — в который уже раз? Только себя мучает. Хорошо, что вечером Женька телефон у неё заберёт — они так договорились. Воздух звенит свежестью, и ни надоедливые мошки, ни травинки, то и дело прокалывающие плотное покрывало, не мешают девушке удобно разлечься и с наслаждением прикрыть глаза. Ночью поспать удалось от силы пару часов — и организм требует своё, отзываясь на атмосферу царящего вокруг спокойствия природной ленностью. Ян — какое интересное имя… Ксюша зевает, обещает себе не засыпать — если только полежать с закрытыми глазами полчасика, и вот она уже гуляет по родному Новороссийску. Улицы знакомые, люди вокруг — нет. Беспокойные блуждания всё никак не заканчиваются, и Ксения вдруг понимает, что заблудилась. И кажется, что это уже не её родной город, а какой-то чужой, сохранивший от родного лишь оболочку. И дома — декорации. За ними нет никого и ничего. И дорога под ногами — не прямая: она петляет, неизменно приводя путницу к тупику за тупиком. Город вокруг вертится заквадраченной изгибами прямых улочек спиралью. Ксю теряется окончательно. Останавливается, озираясь вокруг, и обнаруживает себя в лабиринте без начала и конца. А кругом — чужаки, недобро зыркающие. И беги — куда хочешь, но ни одна дорога не приведёт к спасению. Чувство отчаянной безысходности накрывает девушку с головой, бесконечные кусочки лабиринта мелькают перед глазами, и она всё бежит, не чуя ног. А чужаки смотрят ей вслед с обречённым сочувствием — или это злорадство? Ксю откуда-то уже знает, что этот лабиринт — пристанище заблудившихся душ. Здесь каждый сам по себе, потому что отсюда не выбраться, а поделиться отчаянием ой как хочется всем, вот только делить чужое отчаяние не хочется никому…