Костолом - [16]

Так, в ночь после набега турок, Мадина поняла: она может спать. Она не видит снов, она сама — и есть видение. Другие могут видеть её во сне! От поляны до места, где она прилегла накануне, было с пару дюжин шагов. И посчитав, что лисица была далеко не единственной спящей зверюхой в лесу, но она была ближайшей к ней, Мадина поняла ещё одну важную вещь: так, используя сонные блуждания, она может выбирать, кому явиться в видениях. Жаль, что способность эта иначе чем для тешения себя памятью плоти, ни на что не годилась. Ведь на вёрсты вокруг людей больше не было, а уйти со своей земли женщина не могла — к ней она была приговорена.

1775 год, август.

* * *

Обычно Ксю если и доходит до пляжа, то по вечерам, когда плотные ряды шезлонгов и расстеленные вдоль линии прибоя коврики отдыхающих сменяются прохладой голого песка, а обгоревшие за день туристы оккупируют открытые кафе с дрянным и дорогущим пивом и громкой музыкой. Сегодня ноги сами принесли её сюда — в средоточие потных тел, разбавляемое криками резвящихся в мокром песке детей и запахом чурчхелы. Мысли об Артуре её не оставляют, заполняя собой всё её сознание, а шум и суета общественного пляжа как будто их заглушают, делая тревогу тише, а дыхание — спокойнее. На одинокой лавочке под раскидистым кустом давно отцветшей сирени почти не жарко, а в огромных тёмных очках почти не ярко. Ксюха гонит мысли о мерзких ночных сообщениях, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом — не таком неприятном, но почти настолько же волнующем. Соседку она видела сегодня на завтраке. Из окошка раздачи: выйти в зал столовой как есть — в униформе, с зализанными под сетку волосами и с невысыхающей мыльной пеной на руках, она постеснялась. Ольга держалась в сторонке от других гостей, кушала мало и как-то очень лениво, и Ксю, наблюдая за ней, всё никак не могла понять: что это — простая манерность или отсутствие аппетита? Гостья смотрела в одну точку, а её глаза даже издали казались какими-то потухшими и чуть припухшими. Наверное, это из-за отсутствия косметики: с такими красотками всегда так — смой краску, и ничего не останется. Ксю хотела подловить соседку после завтрака, но сперва ей предстояло управиться с посудой и привести себя в божеский вид, а после той уже и след простыл. Номер оказался закрыт, и ни на терассе, ни во дворе гостьи не было. Хм… А оказывается, мысли о соседке действительно отгоняют размышления о Баграмяне!

Ксю так бы и задремала под морящим полуденным солнцем, удобно устроившись чуть в стороне от многолюдной набережной — на своей лавочке, но шум за спиной заставляет её встрепенуться. Вслушиваясь в голоса, она пытается уловить слова, что не трудно, и приятного в этих словах мало.

— Эй, красавица, пойдём пиво пить!

— Отстань от неё — не видишь, она не хочет с тобой пиво пить. Мадам, может сразу ко мне? А на этого алкаша не обращайте внимание, он нам не помешает…

— Не смей меня трогать! Руку отпустил, говорю, и сумку отдал!

— Ой, какие мы дерзкие! Скажи ещё что ты не за этим сюда приехала. У тебя ж на лбу написано: «Трахните меня кто-нибудь!». Или что — для такой гламурной фифы мы не хороши? А ты попробуй — вдруг понравится!

Ксю подрывается с лавки и ныряет в кусты, следуя чётко на шум. За кустами — полянка. Всего десяток метров от людной тропы, отделяющей пляж от посадок, но из-за плотности насаждений с тропы её совсем не видно. В иной раз Ксю побежала бы за охраной — все ребята, что работают на пляже, её знают, они бы помогли… Но в этот раз о том, чтобы звать на помощь, она даже не подумала. Потому что женский голос с характерным сибирским выговором показался ей слишком знакомым.

— Слушайте сюда, алкаши, я скажу Розе, чтоб она у Михалыча больше мясо не закупала. Или пусть он вас увольняет. Из-за таких, как вы, в Алиевку скоро народ совсем перестанет ездить.

Двоих она тоже признала — сезонные работники: зимой — в коровнике у Михалыча, старого фермера и по совместительству давнего Розиного приятеля, а летом, когда коровы на вольном выпасе — шлындают по посёлку в полутрезвом состоянии и пристают к зазевавшимся туристкам. Про таких обычно говорят «в целом, они безобидные», но у Ксю при виде растрёпанной Ольги, суетливо собирающей с травы содержимое своей сумки, аж зубы чешутся — до того бесит.

— Ой, Ксю, не кипятись. Здесь все люди взрослые, никакого криминала. Слушай, а правду говорят, что тебя в ментовку по делу Борового вызывали?

— Смотри, Жмых, у мелкой глаза бешеные. Может это она… того. Борового с Савченко?

— А может мне пойти в полицию и рассказать о том, что здесь произошло?

— Ну всё-всё, напугала. Пойдём, Жмых. Только это, Ксю, Розе не говори.

— Я скажу. Скажу.

Прежде чем отправиться в глубь посадок, они смеряют её ненавидящим взглядам, но долго не выдерживают — во взгляде девчонки ненависти больше, чем в их, вместе взятых, и это настолько непривычно дико, что пробирает даже отпетую шпану. Дождавшись, пока два несвежих тела скроются за дальней линией насаждений, Ксения наконец обращается к Ольге.

— Надеюсь, они ничего Вам… тебе не сделали? Не… Не обокрали?

— Ксюша, верно? — отвечает Ольга, чуть помедлив. — Всё хорошо — не успели. Ума не приложу, как ты здесь очутилась, но скорее всего ангелы небесные тебя подослали! И как ты не побоялась лезть на рожон?