Костолом - [14]

Шрифт
Интервал

— Да не сплю я, не сплю… — Ксю привирает. Спать не спит, но подрёмывает. — Просто задумалась. Скажи, а где именно она жила? Где был её дом?

— Кто? Кого?

— Ну, Мадина эта, колдунья.

— Ксень, ты чего? — Женька снисходительно потрёпывает подружку по голому плечу. — Это ж сказка. Не было никакой колдуньи. И проклятий не существует. И с тобой всё в порядке. А то, что ты с психопатом встретилась — простая случайность. Про молнию слышала? Которая два раза в одно место не бьёт. Ты своё отмучилась — значит, в следующий раз встретишь кого получше. Ну? Ксюююш…

Почти три. Светает в четыре сорок, подъём в полшестого. Подружки спали вместе, скинув покрывало на пол и даже не занавесив окна. Они не слышали звук мотора у ворот, цокот каблуков сперва по бетонной тропинке к гостинице, двери которой никогда не закрываются, после — по каменным ступеням, и наконец — по веранде третьего этажа. Не слышали, как в люксе по соседству щёлкнул выключатель. Не слышали шума воды из ванной комнаты. И женского плача, глухого, удушливого, тоже не слышали.

5. Мадина

Она увидела их издали. Могла бы бежать в лес — до опушки рукой подать, но знала: бесполезно. Их больше, и пусть лес ей был вторым домом, рано или поздно она выбилась бы из сил, а они — нет. Выкраивать себе лишние часы жизни — это как продлевать свою смерть. Поэтому она бросила на землю таз с бельём, что тащила от речки, заскочила в дом, заперлась на все засовы и просто стала ждать.

Сначала они пытались её звать — выкрикивали её имя вперемешку с проклятиями, бросали камни в бревенчатые стены. И чем дольше это продолжалось, тем больше их становилось. В маленькое смотровое окошко она уже могла видеть, как её дом берут в кольцо, и в пришельцах она узнавала то одного, то другого — казалось, будто вся деревня собралась тем утром у её одинокой сакли. Кто же остался за стенами поселения? В дни, когда море беспредельно подчинено туркам, и прибрежные сёла разоряются одно за другим, навсегда оказываясь стёртыми из памяти этих земель? Она не злилась, и ей не было страшно, она лишь сожалела о том, что не позаботилась о себе заранее. Ошиблась. Думала — ещё молодая, время есть. Но теперь за ней не стояло ни времени, ни наследницы. Отойдя от окошка, она обрушилась на пол. Ей ничего больше не оставалось — только ждать. Глупцы, которым, швыряться камнями уже надоело, теперь надумали в её дом просто вломиться. Она нужна была им живой — они верили, что сам Пророк завещал забивать богохульников камнями. Мадина зажмурилась, представив себе эту участь — было несложно, ибо подобных историй она слышала много: и из базарных сплетен заезжих купцов в былые времена, когда князь Али-Мурза ещё не был женат и славился благоразумием и мягкосердечием, и из давних бесед с матерью. В тех краях таких, как она, кроме неё самой больше не было, что не мешало суеверным каждого неугодного казнить за грехи, приписываемые сейчас и ей. Сперва их связывали, лишая подвижности, затем закапывали в землю по грудь, брали в кольцо и кидали камни, пока не начинало казаться, что колдун, а чаще — колдунья, испустила дух, и её чёрная душа отправилась в подземное царство вместе с её чёрной кровью, жадно впитываемой рыхлой землёй. Мадина горько усмехнулась: смерть про неё не помнит, сама она за ней не придёт. Но даже если она убьёт себя, или её убьют, призвав смерть силой, она всё равно не умрёт. Она останется здесь — бродить по берегу полупрозрачным лунным видением, и так будет вечность. Мать передала ей дар здесь же — в этом доме, а сама вылетела в трубу, и Мадина должна была сделать так же. Дымоход — её единственный путь, такой близкий и недоступный. Впереди — века неприкаянных скитаний, так пусть же её последний час в теле живой женщины не омрачится грязной экзекуцией.

Дверь уже едва сдерживала напор бьющегося об неё тарана. Это была крепкая дверь, дубовая. И засовов с дюжину. Прапрабабка Мадины, которая и построила этот дом на этой земле, провозгласив её своей, их землёй и закрепив её за ними, неспроста не оставила окон. Она была мудрой женщиной, и сейчас, таращась в дрожащую под ударами дверь, Мадина была ей благодарна. Сняв с пояса, на котором держались её юбки, крепкий нож, что долгие годы служил ей и инструментом, и оружием, она зажала его в кулаке и приложила к животу. Решено: она не дастся им живой, и её смерть не послужит им страшной забавой. Она отправит себя в вечность саморучно — оставалось лишь дождаться, когда падёт дверь: перед тем как испустить дух, ей хотелось взглянуть им в глаза.

Но удары внезапно стихли. Даже голоса за стенами стихли, и казалось, стихло всё — сам воздух: и птицы, и кузнечики, и даже ветер… Отложив нож, ведомая страхом и любопытством, Мадина поднялась с пола, стряхнула печную золу с оборок юбок и вернулась к смотровому окошку. Едва подойдя к нему, ей тут же пришлось отшатнуться — на неё неслось что-то странное, ни на что не похожее. Лишь отступив пару шагов и дав этому чему-то беспрепятственно залететь в дом и приземлиться на доски у её ног, она поняла, какую смерть приготовили для неё селяне. Сухие доски уже занимались под пылающим тонким факелом. Следом полетел ещё один, и Мадина, перестав уже оглядываться на дверь — там не спасение, там ловушка, они хотели её выкурить — вновь схватилась за нож. Тот выпал из влажных, покрытых страхом ладоней, и Мадина нагнулась, чтобы поднять его… Нижняя юбка вспыхнула от расползающегося по доскам пламени, за нею занялась другая, огонь взбирался выше с неимоверной скоростью — простая холщёвая одежда служила ему хорошо, и Мадина уже чувствовала тошнотворный запах тлеющих волос, слышала мерзкий писк, что издавала лопающаяся на её груди обугленная кожа, затем был запах горящей плоти. На летних ярмарках им завлекали в харчевни. Плоть горела долго: она обратилась в угли, уже когда все четыре стены крохотного бревенчатого домика с печкой посередине стали рыжими от пламени. A потом были кости… Они так и не прогорели до конца, не стали пеплом. Они оказались слишком крепки.


Еще от автора Wind-n-Rain
Kill the Beast

Любимая подруга убита, и кажется, я знаю, кто это сделал. Он ходит рядом, но его не поймать. И пока я пыталась бороться с тьмой, что внутри, зверь подбирался всё ближе. Теперь моя цель — убить зверя.Метки: разница в возрасте, спорт, триллер, детектив, повседневность, повествование от первого лица, учебные заведения, элементы фемслэша. Без привязки к конкретной геолокации. Абстрактный город некой европейской страны, где люди носят самые разные имена.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.