Космос - [18]
После всевозможных пузырей, брызг, бурунов и выбросов слов, запенившихся в стремительном потоке водопада, воды нашего присутствия за столом, эта шумящая, бегущая река, вернулись в прежнее русло, кота вышвырнули, опять стол, скатерть, лампа, стаканы. Кубышка расправляет какие-то складки салфетки. Леон поднятым пальцем предвосхищает очередную остроту, Фукс ерзает, двери открываются, Катася, Кубышка Лене: «передай салатницу», пустота, вечность, небытие, покой, я снова за свое «любит – не любит – ненавидит – разочарованная – очарованная – счастливая – несчастная», но она могла быть всем этим одновременно, хотя, прежде всего, она не была ничем из этого по той простой причине, что ручка у нее слишком маленькая, не рука, а только ручка, так чем же она могла быть с такой ручкой, а ничем она не могла быть… она была… была… неотразима своим впечатлением, но сама по себе ничего не представляла… хаос… хаос… хаос… спички, очки, замок, корзина, лук, пряники… пряники… и все для того, чтобы я мог вот так, только сбоку, искоса, исподлобья, туда, где руки, рукава, плечи, шея, всегда по периферии, а лицом к лицу только изредка, по праздничкам, когда подвернется предлог посмотреть, а в таких условиях что увидишь, но, даже если бы я мог насмотреться вволю, то и тогда я бы не… ха-ха-ха, смех, и я смеюсь, анекдот, анекдот Леона, Кубышка пищит, Фукс корчится… Леон с поднятым пальцем кричит «слово чести»… она тоже смеется, но только для того, чтобы своим смехом украсить общий смех, она только для того… чтобы украшать… но даже если бы я мог насмотреться вволю, то и тогда бы не знал, нет, не знал, потому что между ними все могло быть…
– Мне нужна нитка и палочка.
Что там опять? Это Фукс ко мне. Я спросил:
– Зачем?
– Циркуль забыл взять… черт бы его… а мне нужно для чертежей окружности чертить. Нитка и палочка меня бы устроили. Маленькая палочка и обрывок ниточки.
Людвик вежливо: «у меня наверху, кажется, есть циркуль, готов вам помочь», Фукс поблагодарил (бутылка и пробка, этот кусочек пробки), так, ага, ну и хитрец, ага, понятно, так-так…
Значит, он хотел сообщить тайком нашему предполагаемому шутнику, что мы заметили стрелку на потолке в нашей комнате и нашли палочку на нитке. Сделано это было на всякий случай – если кто-нибудь действительно забавляется тем, что интригует нас своими сигналами, пусть знает, что они до нас дошли… и мы ждем продолжения. Шансы были минимальны, но и ему ничего не стоило сказать эти несколько слов. Я их сразу оценил в странном свете новой возможности – шутник кто-то из нас, одновременно передо мной предстали палочка и птичка, птичка – в чаще, палочка – в самом конце сада, в маленькой нише. Я ощутил себя между птичкой и палочкой, как между двумя полюсами, и все наше собрание, у стола, под лампой, показалось мне некоей функцией системы координат, «соотносящихся» с птичкой и палочкой, – и я ничего не имел против, так как та странность прокладывала дорогу другой странности, которая меня мучила, но и привлекала. Боже! Если есть птичка, если есть палочка, может, я и разузнаю до конца, что там с губами? (Откуда? Как? Бред все это!)
Концентрация внимания вела к рассеянности… против чего я тоже не возражал, так как это позволяло мне одновременно находиться и здесь, и где-нибудь еще, позволяло расслабиться… Появление Катасиного распутства и ее суетню то здесь, то там, ближе, дальше, над Леной, за Леной я взахлеб приветствовал чем-то вроде глухого внутреннего «а-а-х». Опять и еще сильнее этот скошенный дефект слегка подпорченных губ связал меня – нагло! – с банальным и обольстительным поджиманием губок моего vis-a-vis, и эта комбинация, слабеющая или усиливающаяся в зависимости от позиции сторон, вовлекла меня в такие противоречия, как развратная невинность, грубая робость, разжатое пожатие, бесстыдный стыд, холодный жар, трезвое пьянство…
