Кошка, которая умела плакать… - [113]

По легенде, так появилась первая сианай — воплощение Аласаис, созданное ею, чтобы стать той, кем богиня быть не могла… Ой, я забыла сказать: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Вот… За ней последовали другие… у каждой — своё предназначение.

Но все мы, как та, первая сианай, — вечное напоминание о том, что она может войти в любое сердце, наполнив его счастьем, радостью и любовью, или… разбив его, как глиняный горшок, и ничто — ни красота, ни могущество, не будет преградой её чарам. Недаром адоры прозвали Аласаис Нел'теор-ри — Прекрасной Изнутри, а эльфы — Телленерой, Дарующей Чувства…

— А что же стало с ней дальше?

— Она стала королевой, правила страной долгие двести лет, а потом, после кончины своего супруга, вернулась к богине.

— И служит ей, как ты?

— Нет. Она вернулась… — Аниаллу замялась, подбирая подходящее слово, — совсем. Воплощение слилось воедино с оригиналом.

— И с тобой тоже может быть… так? — тоскливо спросил Анар.

— Да… Но не думаю, чтобы я скоро понадобилась Аласаис — ей вряд ли понравится иметь частичкой своей памяти мои бурные переживания.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно! Ты же потеряешь свою личность! — вскричал Анар.

— Вовсе нет, как ты не поймешь! — улыбнулась Аниаллу. — Личность одна и та же. Когда любой из алаев, — начала она своё объяснение, — даже самый обычный, отправляется странствовать по мирам, он может для остроты ощущений и максимального погружения в новую реальность родиться заново или просто перенестись туда, лишив себя памяти о прошлом. Его личность останется прежней, но окружающий его мир и события новой жизни наложат на неё свой отпечаток, и алай может стать очень непохожим на себя прошлого, тело которого вместе с его воспоминаниями осталось в Бриаэлларе.

Но вот это «маленькое приключение» закончилось, например, наш путешественник умирает и… попадает домой. Он вспоминает свою предыдущую жизнь, и эти воспоминания смешиваются с пережитым им в чужом мире. Может быть, теперь, в свете вернувшихся к нему опыта и знаний, всё, что он оставил там, покажется ему незначительным, и он с усмешкой вспомнит о горестях и радостях его «ненастоящей» жизни… Но бывает и так, что эта жизнь и её проблемы, заботы и неоконченные дела, наоборот, станут для него более значимыми, чем его прежнее существование, и тогда он махнёт рукой на то, что оставил в Энхиарге, и уже в новом качестве продолжит свой Путь в другом мире.

Вот, — кивнула головой Алу, — но это не главное. Главное то, что личностей при этом не две, а одна. Так же и у нас с Аласаис. Только мы можем существовать друг с другом и с оригиналом в одном времени и пространстве.

— Так значит ты… богиня? — выдохнул Анар.

— В некотором смысле да, — с видом скромницы потупила взор Алу. — Только я не обладаю ни такой силой, как Аласаис, ни таким объёмом знаний. Но, — голос её снова стал тревожным, — но если мне дать достаточно мощи, так, как это было вчера, кто знает, что я смогу сотворить… а уж о том, что я могу захотеть сделать — лучше и не думать! — резко воскликнула она. — Я не представляю, что будет, если одна из нас станет врагом оригинала. Если ей дать такую силу, как… как вчера у меня, то это будет страшный противник.

Аниаллу протянула ему кинжал. Анар не заметил, откуда она его достала. От лезвия исходил тот же самый холод, что и от черепа Агира Освободителя.

— Послушай меня, если такое произойдёт вдруг… хотя, конечно, не произойдёт… не теперь, ты убьёшь меня прежде, чем я сделаю что-нибудь… что-нибудь… — она тяжело вздохнула.

— Он разлучит твою душу с телом навсегда?

— Нет, — всё ещё не поднимая глаз, ответила алайка, — только вберёт в себя до тех пор, пока ты или другой, кто властен над этим кинжалом, её оттуда не выпустит.

— А если оно завладеет не тобой, а мной? И я убью тебя, — наморщив нос предположил Анар.

— От меня мёртвой будет куда меньше вреда, чем от живой, — все так же глядя в пол, грустно усмехнулась девушка. Она опять стала рассудительной, неприлично, бессовестно рассудительной. — Я не доверяю себе, Анар, — она резко вскинула голову. — Возьми нож. Иначе я больше никогда не решусь отдать его тебе.

Глаза у неё были совершенно бешеные. Заглянув в них, Анар невольно протянул руку, и Аниаллу передала ему кинжал. Рукоять неприятно-удобно улеглась в ладонь. Он почувствовал, что уже не сможет отдать кинжал назад. Теперь он принадлежал Анару, а вместе с ним и жизнь тал сианай. Знать это было неприятно. И всё же, если от этого ей будет легче, он будет носить этот нож. Неожиданно для самого себя Анар рассмеялся:

— И всё-таки ты сумасшедшая, хотя и богиня! Но… я убью тебя, если ты того хочешь. И позабочусь о твоей душе, — он покачал головой, добро усмехаясь. Золотистые прядки упали на его лицо и свет глаз поблёскивал на них синеватыми искорками. Голубыми бликами он отражался и в слезинках, одна за другой покатившихся из глаз Аниаллу. Ей было страшно. Уже не так, как ночью — не было тяжкого, безысходного отчаянья, но осталась боязнь неизвестности…

Долгое время Аниаллу сидела, закрыв глаза и молча прижавшись к Анару.

* * *

«Я не могу противостоять этому. Значит это магия не алайского происхождения — это нечто иное, такое, против чего я не знаю защиты просто потому, что никогда не сталкивалась с ним», — рассуждала Аниаллу.