Короткое детство - [37]
— Если б не волосы, наверняка бы меня отправили в «могилёвскую». Ты думаешь, в танке тепло? Ха, тепло! В погребе в сто раз теплее. А мне наплевать, только бы до фронта добраться. Сжал я зубы и еду. А холодно невтерпёж. Вдруг как кольнёт мне уши. Словно гвоздём их через голову насквозь проткнули. Схватился я за уши — как ледяшки. Пощёлкал — звенят. Я давай их щипать. Изо всех сил щиплю — не больно. Ну, я сразу догадался, что отморозил уши. Если бы снег был, я их сразу бы оттёр. А где же в танке найдёшь снег? Поезд мчится, как сумасшедший. Если бы он хоть на минуту остановился, я набрал бы снегу и спас бы уши.
Стёпка замолчал, опустил голову.
— А дальше? — спросил Митька. — На фронт-то попал?
— Попал, — неохотно ответил Стёпка. — Как раз к самому фронту поезд подошёл.
— Рассказывай, рассказывай. До самого интересного места дошёл и молчит, — возмутился Митька.
— Да чего рассказывать, — Стёпка посмотрел на потолок. — Разыскал главного начальника фронта и сказал ему, что воевать приехал. Он мне говорит: «Поезжай домой лечить уши. Какой же ты вояка без ушей?» Да я и сам понимал: какой же я боец без ушей? — И Стёпка тяжко вздохнул. — Если б я не потерял шапку, теперь наверняка бы в разведку ходил за «языком». Из-за чего погорел? Из-за дурацкой шапки!
— Глупо из-за шапки погореть, — посочувствовал Митька.
Стёпка подошёл к окну, стал пристально разглядывать запушённые инеем стёкла.
— Ну, а потом? — спросил Локоть.
— Потом забинтовали уши и повезли в Веригино.
— А как тебя везли? — пытал Митька.
Стёпке не хотелось отвечать на вопросы, смотреть в глаза товарищу.
— Поездом повезли. Понятно? — сердито спросил он.
— Каким? Санитарным, с ранеными вместе?
— Конечно, санитарным и с ранеными вместе.
— А почему тебя в госпиталь не взяли?
Такого вопроса Стёпка, видимо, не ожидал. Он нахмурился и буркнул:
— Сам не захотел в госпиталь.
Митька хотел сказать: «Не ври!», — но побоялся, что Стёпка обидится и совсем перестанет разговаривать. Во всё, что говорил Коршун, Митька верил и не верил. О том, как пробирался к фронту, как отморозил уши, он рассказывал подробно и с удовольствием. А конец, самое интересное место, скомкал. Митьке показалось это подозрительным.
— А фронт ты видел? — спросил он.
— Конечно, видел! — озлобленно закричал Стёпка. — Совсем рядом был!
— Какой он?
— Обыкновенный. Пушки выстроились в ряд и лупят почём зря. Пулемёты строчат… танки.
— А самолёты?
— Самолётов там больше, чем ворон в нашей деревне. Всё время летают и бомбят. В общем, Локоть, фронт есть фронт. Это тебе не в снежки с Лаптем играть. Там в один миг голову снесут. Свалится сверху вот такая штукенция, — Стёпка показал руками, — и, как муху, прихлопнет.
Однако это не очень-то убедительно звучало, и Митька продолжал допрашивать:
— А фрицев ты видел?
Стёпка презрительно усмехнулся:
— Мне на них и смотреть-то надоело.
— Какие они?
Стёпку взорвало:
— Вот пристал, как банным лист. Что, ты не знаешь, какие фрицы? Звери.
— Неужели с рогами?
Стёпка безнадёжно махнул рукой:
— А ну тебя. С таким дураком и разговаривать не хочется.
Митька обиделся.
— Пусть я буду дурак. А ты всё это выдумал.
Стёпка засмеялся, потом вытащил из-под кровати сумку и, загадочно улыбаясь, спросил:
— По-твоему, я всё выдумал? Хорошо. Попробуй ты так выдумать.
Он развязал мешок, покопался в нём и вынул горсть патронных гильз. Митька схватил их и стал внимательно рассматривать.
— Фашистские, — пояснил Стёпка. — А сейчас я тебе покажу такое… Смотри, чтоб глаза не лопнули, — и он вытащил немецким пистолет с обгоревшей рукояткой и без курка.
— Вот это да! — ахнул Митька. — Дай хоть в руках подержать.
Локоть вертел в руках пистолет. Стёпка, улыбаясь, наблюдал за ним.
— Жаль, что испорчен, — сказал Митька.
— Исправим, — Стёпка отобрал пистолет, запрятал в сумку и загадочно подмигнул. — Вот сейчас я покажу тебе штуку. Смотри не умри от зависти. — Он так долго копался в мешке, что у Митьки от напряжения взмокли волосы. — На, смотри! — Стёпка разжал кулак, и Митька увидел чёрный, обведённый жёлтой каёмкой крест.
Крест не произвёл на Митьку впечатления.
— Ну, а я-то думал…
— Дурак, — сказал Стёпка. — Это же орден. Сам Гитлер фрицам такие на шею вешает. А ну, дай сюда! — он вырвал из рук Митьки крест, запрятал в мешок и крепко завязал верёвкой.
Теперь Митька не сомневался, что Стёпка побывал на фронте, и очень ему завидовал. Он готов был бежать на фронт сегодня, сию минуту, даже не поужинав. Стёпка насмешливо посмотрел на Митьку и снисходительно похлопал его по плечу.
— Вот так-то, товарищ Локотков. Теперь поверил, что я был на фронте?
У Митьки от обиды покатились слёзы.
— Что же ты меня с собой не взял?
— Я хотел взять, но ты сам всё испортил, — заявил Стёпка. — А потом, тебе нельзя на фронт. Ты слабохарактерный.
— Я слабохарактерный?! — закричал Митька. — Да я сегодня же Миху на улицу выброшу. Пусть сдыхает. Ничуть не жалко мне его.
— Ага! — воскликнул Стёпка. — Всё-таки ты подобрал Миху. И лечишь, наверно?
Митька стукнул себя по груди кулаком:
— Я сказал тебе, что вышвырну его на улицу.
— Не надо. Пусть выздоравливает. Ему тогда порядком досталось. Авось теперь малость поумнеет, — сказал Стёпка.
Имя В. Курочкина, одного из самых самобытных представителей писателей военного поколения, хорошо известно читателю по пронзительной повести «На войне как на войне», в которой автору, и самому воевавшему, удалось показать житейскую обыденность военной действительности и органично существующий в ней истинный героизм. Перу писателя присущ подлинный психологизм, лаконизм и точность выражения мысли, умение создавать образы живых людей. В книгу вошли повести о буднях на фронте в годы Великой Отечественной войны и советской мирной действительности, достоверно и без привычных умолчаний запечатлевшие атмосферу и характеры тех лет.
Среди бумаг Виктора Курочкина имеется автобиографическая рукопись, озаглавленная «Товарищи офицеры». Над нею писатель работал в конце 1965 года. Эти наброски свидетельствуют о том, как трудно автор «На войне как на войне» расставался с героями повести.
Виктор Курочкин – далеко не самое известное лицо в русской послевоенной литературе, однако закономерно, что в последние десятилетия проза «литературных лейтенантов» стала вытеснять масштабные полотна «литературных генералов», обращая взгляд читателя к главному герою великой русской прозы – «маленькому человеку». Эта «негромкая» проза и сегодня переворачивает душу.Предлагаемая вниманию читателей повесть «Последняя весна», датированная 1962 годом, печатается по изданию: Виктор Курочкин. Повести и рассказы (Л., 1978).
Повесть «Записки народного судьи Семена Бузыкина», давшая название сборнику, была написана в 1962 году, но полностью публикуется впервые. В. А. Курочкин (1923–1976) в начале 50-х годов служил народным судьей в Новгородской области, и в основе произведения — материалы реальной судейской практики. В повести поставлены острые социальные проблемы, не потерявшие своей актуальности и сегодня. В сборник также вошли повести «Заколоченный дом», «Последняя весна» и рассказы, рожденные впечатлениями от встреч с жителями деревень средней полосы России.
Рассказ о киноактере и его собаке, искалеченных жизнью, и о том, что так ли важны в жизни внешность и слава, почет и признание, таланты и поклонники.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Многие читатели знают Ивана Васильевича Вострышева как журналиста и литературоведа, автора брошюр и статей, пропагандирующих художественную литературу. Родился он в 1904 году в селе Большое Болдино, Горьковской области, в бедной крестьянской семье. В 1925 году вступил в члены КПСС. Более 15 лет работал в редакциях газет и журналов. В годы Великой Отечественной войны был на фронте. В 1949 г. окончил Академию общественных наук, затем работал научным сотрудником Института мировой литературы. Книга И. В. Вострышева «Зимой в Подлипках» посвящена колхозной жизни, судьбам людей современной деревни.