Королевский куттер - [8]

— Разойдитесь и успокойтесь, здесь слишком открыто для засады, — приведенный им довод позволил всем догадаться, что ему тоже не по себе. Люди молча повиновались. Глядя на их мрачные лица, Дринкуотер чувствовал, как у него самого начинает перехватывать дыхание, а ладони потеют.

Послышавшийся стук копыт и позвякивание сбруи вскоре стали громче и на юге можно стало различить смутные очертания движущегося объекта. Вдруг из темноты вынырнуло небольшое ландо, державшееся линии прибоя, смывающего следы колес. Неожиданность была взаимной. Испуганное ржание отпрянувших лошадей дополнилось возгласами матросов, бросившихся прочь с дороги.

Дринкуотер дернулся, заметив, как от удара копытом от планшира шлюпки отлетела щепка. Животное в ужасе переступало ногами, пытаясь освободиться. Подсобив ему с помощью лезвия своего тесака, Дринкуотер потянул поводья, разворачивая голову лошади прочь от гички.

Из ландо выпрыгнул человек.

— Êtes-vous anglais?

— Да, месье, но где вас, черт возьми, носило?

— Pardon?[5]

— Сколько вас? Combien d'hommes?

— Trois hommes et une femme. Но я могу говорить по-английски.

— Садитесь в шлюпку. За вами гонятся?

— Oui, да… Другой человек, он… э… blessé — мужчина не мог найти английское слово.

— Ранен?

— Верно. Якобинцами из Картерета.

Дринкуотер утвердительно кивнул. Француз был молод и напуган до предела.

— Садитесь в шлюпку, — Натаниэль махнул в сторону матросов и отдал приказ. Из ландо появились еще две фигуры — мужчина и женщина. Они застыли в нерешительности.

— Шлюпка! Идите в шлюпку…

Французы заговорили, мужчина развернулся к открытой двери повозки. Раздражение вытеснило страх, и Дринкуотер, приказав двум матросам вытащить из экипажа раненого, стал подталкивать упирающегося француза к гичке.

— Lebateau, vite! Vite!

Он грубо сгреб женщину в охапку, удивившись ее легкости, и не обращая внимания на то, что та напряглась и забилась, протестуя против нежеланной фамильярности. Натаниэль, не обращая внимания, бесцеремонно закинул ее в шлюпку. От сопротивляющегося столь «рыцарскому» обращению тела до него донесся легкий аромат лаванды. Лейтенант обернулся к матросам, возящимся с раненным французом.

— Живее там! — рявкнул он. — Остальные пусть позаботятся, как удержать на плаву эту чертову штуковину.

Моряки с силой зацепились за гичку, когда на берег обрушилась мощная волна, облизнувший их ноги язык подстегивал поторопиться.

— С приливом поднимается чертово волнение, — сказал кто-то.

— А как с багажом, месье? — это был тот парень из экипажа. Похоже, ему первому удалось хоть отчасти оправиться.

— К черту багаж, садитесь!

— Но золото… мои бумаги, mon Dieu! Мои бумаги! — француз пытался выбраться из гички. — Вы не захватили мои бумаги!

Но вовсе не документы привлекли внимание Дринкуотера.

— Золото? Что за золото?

— В ландо, месье, — произнес сидящий за ним.

Дринкуотер выругался. Вот, значит, что кроется за этой безумной вылазкой: монеты! Частное состояние? Капиталы роялистов? Деньги правительства? Какая разница. Золото есть золото, и вот этот чокнутый дурак мчится обратно к своему экипажу. Дринкуотер последовал за ним. Он распахнул дверцу и заглянул внутрь. На полике, смутно различимые в темноте, стояли два обитых железом ящика.

— Тригембо! Полл! Взять этот! Вы, месье, aidez-moi!

Согнувшись под весом ящиков, они, поднатужившись, перевалили их через борт шлюпки. Та была уже на плаву, глухо стукаясь о песок днищем, когда волны покрупнее, шипя, накатывались на пляж.

Тут со стороны Картерета послышались крики. Песок задрожал под ударами множества копыт. Отряд драгун!

— Отводим шлюпку! Отводим!

Дринкуотер помчался обратно к ландо, краем глаза заметив, как француз пытается перекинуть в гичку парусиновый пакет. Натаниэль спустил экипаж с тормоза. Обежав лошадей, он воткнул в крестец одной из них острие тесака. Брызнула темная струйка крови, раздалось испуганное ржание дернувшейся лошади. Дринкуотер отпрыгнул, когда экипаж пришел в движение.

Лейтенант зашлепал по воде к шлюпке, которую уже отвели от берега, развернув носом к набегающей волне. Когда Дринкуотер ухватился за транец, вода доходила ему уже до бедер. В ладонь вонзилась щепка, и сквозь приступ боли ему вспомнилось ударившее в обшивку копыто. С минуту он лежал, хватая ртом воздух, слыша отдаленные крики замешательства, доносившиеся с места, где преследователи догнали ландо. Потом над их головами просвистело несколько пуль, а со стороны моря донесся оклик с другой шлюпки: спрашивали, не нужна ли им помощь. Дринкуотер поднял голову, чтобы прокричать отказ, но тут у него под ухом один из матросов выпалил из своего мушкетона. Натаниэль обернулся в сторону берега. Не далее как десяти ярдах позади был всадник, загнавший лошадь прямо в буруны. Дробь свалила обоих.

— Навались, ребята. Теперь все в порядке.

Но вспышка и грохот опровергли его слова. Шестифунтовое ядро срикошетило всего в трех ярдах от них. Конная артиллерия!

— Навались, ублюдки! Давай!

Но людям не требовалось поощрения. Весла гнулись под напором гребцов.

Еще выстрел и град щепок. Крики, визг, шлюпка кренится на правый борт, женщина, встав на корме, вопит и размахивает руками. Стреляли ядром с картечью, и весла правого борта были сметены напрочь. Подбитая гичка дрейфовала обратно к пляжу.