Королева красоты Иерусалима - [56]
– Это согреет вас.
Габриэль выпил арак одним глотком и почувствовал, как внутри разливается тепло. Понемногу он стал оттаивать. Женщина спросила, как его зовут.
– А я Айша, – улыбнулась она.
Айша ему понравилась. Когда он наконец осмелился поднять на нее взгляд, то отметил ее красивые черные глаза.
Они посидели в комнате еще немного, потом она взяла его за руку и повлекла за собой в одну из боковых комнат. Там, не теряя времени даром, она принялась раздевать его. Габриэль стоял как истукан, не зная, что делать; он ощущал, что слишком долговяз, что у него слишком длинные руки… Опустившись на колени, она стала снимать с него ботинки, медленно развязывая шнурки. Потом стянула носки, влажные от дождя, и в самом конце – брюки. Он стоял в трусах, чувствуя себя юнцом, у которого это с женщиной впервые. Айша прижалась к нему и медленно-медленно, одну за другой, стала расстегивать пуговицы на рубашке. Сняв рубашку, она стащила с него майку и, когда он остался в одних трусах, повалила его на кровать. Она была проституткой, он сознавал это, она работала, он это понимал, но она была так нежна, словно и вправду занималась с ним любовью, а не просто совокуплялась.
И все равно он был таким одеревеневшим, застывшим, зажатым, что она удивленно спросила:
– Это у тебя в первый раз?
Он покраснел как мальчик и помотал головой.
– Так что ж ты так, приятель? Что ты так скукожился, как младенец в утробе матери?
Он молчал. Да и что он мог сказать? Что он не очень-то хорошо знает, что нужно делать? Что в те несколько раз, когда он это делал, он силой заталкивал своего птенчика в гнездо к Розе, молясь, чтобы птенчик не опустил головку прежде, чем он сумеет выполнить заповедь «Плодитесь и размножайтесь»?
На его счастье, Айша больше не задавала вопросов. Бесконечно нежно она ласкала его, и он чувствовал, как тепло поднимается от чресел к груди, грозя разорвать сердце. В жизни он не испытывал такого наслаждения, никогда не ощущал своей кожей прикосновение женской кожи, никогда не пылал так, как пылал в постели женщины из борделя в Бейруте, никогда из его груди не вырывалось рычание, как в тот момент, когда она довела его до пика наслаждения – ничего подобного он прежде не переживал. Когда все закончилось, он навзничь растянулся на постели, чувствуя себя свободным и счастливым. И тогда он протянул к ней руки, обнял и прижал к себе.
– Шукран[60], – прошептал он, – шукран.
Все оставшиеся в Бейруте дни Габриэль по вечерам приходил к Айше. Он нарочно затягивал свое пребывание в городе, чтобы встречаться с ней как можно дольше. Иногда она была занята с другими клиентами, и он терпеливо дожидался ее, отказываясь от предложений «мадам» попытать счастья с другой девушкой. Его девушкой была Айша. Он щедро платил за ее услуги, всегда больше установленной таксы, и ту часть, что не предназначалась «мадам», прятал меж бедер Айши. Он был щедр, и по мере того, как его щедрость росла, росла и щедрость Айши. Он ценил это. Он знал, что за хороший товар нужно платить хорошие деньги, а за хорошие деньги нужно получать хороший товар.
Габриэль сильно продвинулся вперед с того первого раза, когда он чувствовал себя девственником. Айша обучила его всем тайнам «Тысячи и одной ночи». Она была отличной учительницей, а он – прилежным учеником. Иногда он не мог устоять перед искушением и нанимал ее на всю ночь. Он истратил на Айшу целое состояние, но она того стоила. Встречи с ней в Бейруте раз в несколько месяцев помогали ему существовать и разыгрывать этот спектакль, который был его жизнью. Они никогда не встречались за пределами борделя, он никогда не расспрашивал о ее жизни, а она ни о чем не спрашивала его. Они вместе курили гашиш, пили арак, смеялись и делали друг с другом все, что могла изобрести их фантазия, и он возвращался в Иерусалим ублаготворенный, чувствуя себя так, словно его зарядили тысячей лошадиных сил.
Ах, Айша, Айша, он уже просто не в силах дождаться, когда ступит на порог ее борделя. Сколько раз он представлял себе минуту их встречи на ее кровати под балдахином, покрытой алым бархатом!
Жгучие лучи жаркого тель-авивского лета ударили ему в глаза, и он очнулся от своих грез. В Иерусалиме у солнца цвет золота, а в Тель-Авиве у него цвет разъедающего пламени. Наверное, следовало бы купить очки, подумал он, вроде тех, что носят эти тельавивцы, чтобы уберечь глаза от палящего солнца.
Он продолжал шагать вдоль набережной, пока не дошел до кафе «Сан-Ремо», и там уселся за столик. Официант во фраке подошел к нему и с сильным восточноевропейским акцентом спросил, чем может служить. Габриэль заказал черный кофе и стакан воды. Удивленно захлопал глазами, увидев людей, которые шли мимо кафе к морю в одних лишь плавках и купальниках. Как раз недавно он читал в газете, что собираются принять новый закон – запретить разгуливать по приморским улицам в таком виде. Он погрузился в мысли об ужасном положении в стране, о морали, которую всюду попирают, о девушках, гуляющих с англичанами, о борделях, появляющихся как грибы после дождя. В Бейруте это нормально, пусть они будут там, у этих чертовых арабов, пусть все их женщины превратятся в проституток, но здесь, у нас? Никогда он не переступит порог еврейского непотребного дома. Никогда не сделает с еврейской девушкой то, что он делает с Айшей.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.
