Королева Бона. Дракон в гербе - [14]

Шрифт
Интервал

Оступилась, торопливо выбежала, а Джевицкий, глядя ей вслед, не мог сдержаться:

— Необыкновенная. И воистину роковая женщина…

Рядом, в опочивальне, королева, одолеваемая приступами рвоты, разрешила Марине прислуживать ей, привести ее в порядок. Камеристка, поддерживая ослабевшую госпожу, медленно подвела ее к приоткрытому окну. Ворвавшийся холодный январский ветер остудил побледневшее лицо королевы.

— Сейчас пройдет, — утешала Марина.

— Странно… Это повторилось вдруг столько месяцев спустя и… так некстати. Почему бы детям не родиться как-нибудь иначе? — вздохнула королева.

— И попозже, не так скоро после свадьбы, — добавила Марина.

Бона резко оттолкнула ее.

— Ты всегда была недальновидна! Этот ребенок нужен мне сейчас, и как можно скорее. Ребенок — что я говорю! Мальчик! На крестины принцессы никто из знатных гостей не приедет. Даже моя собственная мать — если бы я, по принятому обычаю, и нарекла бы ее первую внучку ее именем.

— Гороскоп был такой туманный, запутанный…

— Замолчи! Ты знаешь хорошо, что девочки быть не должно!.. О боже!

— Что случилось?

— Мне вдруг пришло в голову… Нет, это ужасно! Моя мать родила не одну, а трех дочерей. А если вдруг и я… Дочка? Нет. Не хочу! Не хочу!

— Тсс… Епископ услышит.

— Верно, епископ. Хорошо бы, чтоб он стал нашим другом. Иди! Извинись за меня, за внезапный уход. Скажи… Скажи, что я спешила встретить посланника папы… Легата, который привез мне письма из Рима.

— Я не знала, что легат этот уже прибыл на Вавель.

— Довольно! Я не знала, что принцесса Бари подсунула мне такую глупую служанку. Глупую и тупую!

— Мне показалось странным…

— Не было никакого письма, нет и легата. Но это ничего не значит. Пойди скажи епископу, что он здесь.

— Тотчас проверит, и обман раскроется.

— Не раньше, чем завтра. А завтра… Быть может, забудет?

Когда Марина через минуту, выполнив приказ госпожи, явилась снова, королева чувствовала себя уже лучше, и Марина решилась спросить: как быть с присланным накануне из Бари подарком?

Бона оживилась, глаза ее заблестели.

— Правда! Подарок принцессы! Санта Мадонна! Чего же ты ждешь? О чем думаешь? Пусть внесут сюда ящик. Да поживее!

Быстро, но осторожно, под присмотром Паппакоды слуги внесли большой деревянный ящик.

Итальянец приподнял деревянную крышку.

— Это тяжелая вещь из металла, ваше величество, — сказал он.

— Наверное, серебряный туалетный столик, — пыталась угадать королева. — А может, зеркало в золотой раме. Поставьте сюда, вынимайте. Скорее, скорее!

— Это не столик. Это… колыбель.

— Санта Мадонна! Как я могла быть столь недогадливой. Конечно же, колыбель.

— Но какая красивая. Серебряная, — восхищалась Анна. — Какая резьба! А внутри записка.

— Прочти! — скомандовала королева.

— «Наследнику трона». Это все, — сказала Анна, опуская руку с пергаментным листком. Она ждала взрыва, который не замедлил наступить.

— Это невыносимо! — услышала она хриплый шепот. — В каждом письме напоминает мне про мои обязанности. Сын! Сын! И без колыбели был бы сын. Потому что я хочу этого. Я, а не кто-нибудь еще! Я!

Она вырвала у Анны из рук записку и бросила на пол. Камеристки не смели шевельнуться. Шепот королевы, ее зловещий хриплый шепот был страшнее крика.

В покоях королевы, в ведущей туда небольшой прихожей под неусыпным наблюдением Паппакоды слуги развешивали гербы семейства Сфорца. Они очень красили стены, но Станьчику не понравились; остановившись перед гербовым щитом, он спросил:

— Не согласитесь ли вы, синьор, удовлетворить мое любопытство?

— Это опять вы, — нахмурился Паппакода.

— Что этот италийский дракон держит в пасти? — не унимался шут.

— Разве не видно? Младенца.

— Ах, так? Доброе предзнаменование для Ягеллонов… А что означает Сфорца по-итальянски? Дракон? означает «навязывать… свою волю». Герцоги из этого рода умели это делать, как никто иной.

— А женщины из рода Сфорца?

— О, они… — начал было Паппакода, но умолк и после паузы добавил ехидно: — Они славились тем, что держали при своем дворе великое множество карликов.

— Карликов? Почему вдруг карликов? — удивился Станьчик.

— Видите ли, ничье величие уже не тешило их взор.

— Хо-хо… Отчего же королева не привезла своих карликов сюда?

— Она полагала, что среди польских придворных шутов их предостаточно, — закончил разговор Паппакода, направляясь в королевские покои.

Глядя вслед Паппакоде, Станьчик не успел сделать ответного выпада. Он лишь пробормотал, словно бы в осуждение самому себе:

— Довольно!

Но Паппакода, хотя и выиграл словесный поединок со славившимся своим остроумием шутом, не смог убедить Марину, что вести, которые он хочет сообщить госпоже, очень важны. Впрочем, из глубины комнаты он и сам услышал отказ королевы.

— Сейчас? Скажи, что сейчас не время, я устала. И теперь хочу отдохнуть.

— Не время, — как эхо повторила Марина. — Принцесса очень устала.

— Но слух у нее по-прежнему превосходный, — послышался раздраженный голос. — Как ты сказала — принцесса?

— Простите, ваше величество, — прошептала Марина.

— Впусти синьора Паппакоду. С какими вестями вы пришли?

Бона полулежала в кресле и, когда в дверях появился Паппакода, движением руки велела своим придворным девушкам выйти. Паппакода слишком поздно понял, что и в самом деле пришел не ко времени, но ретироваться было уже неловко, и он сказал:


Рекомендуем почитать
Когда мы были чужие

«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


История Мунда

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лудовико по прозванию Мавр

Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.


Граф Калиостро в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


За рубежом и на Москве

В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.