Королева Бона. Дракон в гербе - [16]

— Кто? — подалась вперед Бона, сидевшая в кресле рядом с королем; король молчал, но и он с нетерпением ждал ответа.

— Испанский король, теперь он император Карл Пятый. Все решил голос четвертого электора.

— Чешского? — спросил Сигизмунд.

— Вы угадали, ваше величество. От имени вашего племянника Людвика я посоветовал пражскому посланнику отдать свой голос за Карла.

— Стало быть, это вы, епископ, решили дело в пользу Карла? — продолжал расспросы король.

— Можно и так сказать, ваше величество.

Епископ хотел еще что-то добавить, но королева чуть не подскочила с места.

— То есть как это? — спросила она. — Не понимаю, ваше величество, — без нашего на то согласия?

Сигизмунд молчал, но епископ продолжал свои объяснения.

— Я голосовал, помня тайный наказ вашего величества, данный мне перед отъездом.

— Тайный наказ? В поддержку Габсбургов? — Королева, казалось, была не просто удивлена, она кипела от гнева.

— В поддержку короля Испании, — возразил Джевицкий.

— Но, светлейший государь, — продолжала Бона, — мне трудно поверить, что польский король, имея возможность выбора между французом и немцем, предпочел немца.

— Почему трудно? Чем же Валуа лучше?

— Они не так опасны для нас, как те, крестоносцы. Французы дальше от нас.

— Однако!.. — сказал король и умолк. Бона не желала сдаваться.

— Карл — это династия Габсбургов. А они давно зарятся на мое италийское наследство. И на герцогство Бари.

— Но разве не от них год назад я получил чудный лик… — начал король.

Бона презрительно скривила губы.

— Ах! — хотела было вставить она слово, но Сигизмунд продолжал:

— …и известие, что герцогиня Бона, принцесса, согласна стать моей женою.

— Если даже благодаря им я и стала польской королевой, то у них были причины отправить меня подальше от италийских герцогств. Я не слепая и знаю, чего стоит их расположение.

— Вы сердитесь, светлейшая госпожа, вы несправедливы, — пытался смягчить ее король.

— Я — Бона Сфорца. И не верю Габсбургам ни на грош. Сигизмунд неожиданно встал и, кивнув головой Джевицкому, направился к дверям. Он остановился на секунду, обернулся и сказал спокойно, но решительно:

— В вашем роду в гербе дракон, вам следует знать, что дракон обитает и на Вавеле. И еще неизвестно, который из них окажется сильнее.

Он вышел, а Бона, глядя с изумлением на епископа, спросила:

— Я не понимаю. О чем сказывал король? Джевицкий выглядел смущенным, но не уклонился от ответа:

— Он вспомнил про вавельского дракона.

— Санта Мадонна! Я живу здесь скоро год и вдруг узнаю, что тут водится какое-то чудище.

Какой-то страшный дракон. Что это значит? Откуда вы слышали, что мне предсказывал маг?

— Теперь я могу сказать: не понимаю… О предсказаниях мага я и не слыхивал. Но зато знаю легенду о злом драконе, обитавшем на Вавеле. Он уносил лучших юношей, и его отравили горожане, подмешали в еду яд.

— Он был отравлен?

— Да.

— Стало быть, это только легенда? — спросила она, уже успокоившись.

— Конечно, легенда, — ответствовал Джевицкий с улыбкой.

— И все же я не пойму, почему вы были лишь советником пражских послов и не могли проголосовать от имени его величества, опекуна несовершеннолетнего Людвика?

— Чехи преждевременно объявили о совершеннолетии своего короля. Я мог только советовать, но, положа руку на сердце, скажу, что ни король английский Генрих, ни французский Франциск не получили бы поддержки четырех электоров из семи.

Бона не спускала с епископа глаз, словно бы пытаясь прочесть все его тайные мысли, разгадать криводушие, лицемерие, но епископ, хорошо помнивший последний разговор с Боной, прерванный тогда лишь случившимся с ней приступом, сейчас предупредил ее вопрос:

— Я сделал все, согласно воле его величества, желающего жить в мире и согласии с соседями, с новым императором. Но, увидев ближе деяния Габсбургов во Франкфурте, разделяю опасения вашего величества. Карл Пятый в случае войны будет не с нами, а с крестоносцами. А посему прошу вас, светлейшая госпожа, допустить и меня в круг близких вам особ, верных слуг и советников… Тем более что мне стало известно, будто Карл затеял хитрую интригу, направленную против вас, ваше величество.

— Какую же?

— Я предпочел бы говорить об этом не здесь.

— Жду вас, ваше преосвященство, не позднее чем через час в моих покоях…

На другой день король, вызвав Джевицкого к себе, принял его любезнее, чем обычно, и сказал:

— Я хотел бы держать сегодня совет с вами и с Тарновским. Любопытно мне было бы услышать мнение моих советников, каковы будут наши дела в Европе после избрания Карла Пятого. Так ли вы судите о сем, как королева, или иначе?

Джевицкий постарался не отвечать на вопрос короля прямо.

— Королева — кладезь учености, — сказал он. — Я слышал, что она знает на память четыре книги «Энеиды» и много писем Цицерона. Читает наизусть стихи Овидия и Петрарки. У нее живой и быстрый ум.

— А темперамент южный, — проворчал король.

— О да, она, быть может, несколько горячего нрава, но хорошо знает, чего хочет.

— Пока — Тарновскому о ее неприязни к Габсбургам ни слова… он…

В эту минуту в королевские покои вошел Тарновский, Сигизмунд на мгновение умолк, затем после обычных слов приветствия, спросил: