Король отверженных - [60]

Часть вторая Прыгающая Леди

Глава первая

Если хотите прочесть будущее молодой леди, не разглядывайте чайные листья в ее чашке и не исследуйте выпуклости на ее черепе. Нет, взгляните на ее манеры за столом. Я могу наблюдать, как девушка ест инжир, а потом сказать вам, вырастет ли она маркизой или поломойкой.

Столик леди Грейверли: редкие добродетели и общий позор

«Авангард» сочетал в себе роскошь круизного судна с теснотой вагона для скота. Несмотря на весь шик и блеск, внутри не хватало свежего воздуха и света, чтобы поддерживать даже растительную жизнь, не говоря уже о людях, – по крайней мере, так считала Волета. Дом Сфинкса был уединенным, а воздух в нем – немного спертым, но недостаток солнечного света он с лихвой восполнял необъятностью.

А вот «Авангард», каким бы грандиозным он ни казался, можно было исчерпывающе изучить менее чем за час. Корабль состоял из трех палуб, шестнадцати кают, четырех салонов, бального зала, столовой, оранжереи и одного-единственного иллюминатора. Это одинокое окно во внешний мир неудобно торчало в проходе напротив главного люка, причем на такой высоте, что Волете пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть в него. Она выглянула в маленькое отверстие, стекло которого было таким толстым, что сжимало небо и искажало горизонт, делая мир похожим на раскрашенную тарелку. Как только появлялась свободная минутка, Волета вытаскивала табурет из пустой каюты, отвинчивала задвижки, просовывала голову как можно дальше в иллюминатор и позволяла ветру вернуть каплю румянца на ее щеки.

Байрон неизменно находил свою подопечную, после чего бранил за то, что она прогуливала уроки и сидела на табурете, что для леди «строжайше запрещено». Волета потребовала объяснений, с чего это леди не может сидеть на табурете, и ответ Байрона ее не очень-то удовлетворил:

– Согласно «Столику леди Грейверли», табуреты – это изначально мужские сиденья. Невозможно, чтобы леди сидела на табурете, не подвергая определенным испытаниям… свою добродетель.

– О, неужели? А на чем еще леди не может сидеть? – спросила Волета.

Байрон стал перечислять запретную мебель, загибая бархатистые пальцы:

– На перилах, качелях, в седле, на пуфиках и двухместных диванах – по вполне понятным причинам.

Существовала тысяча правил, которым она должна была следовать в «приличном обществе». Если что-то не было правилом, значит было обычаем. И если это не было обычаем, значит было «присуще леди» – словосочетание, которое оказалось столь же всеобъемлющим, сколь и отвратительным. Волета мысленно составила список всех любимых занятий, которые не считались «присущими леди», включая: лазание по деревьям, таскание фруктов в карманах, трапезу без тарелки и вилки, еду как таковую, дозволение белке жить за пазухой, прятки в шкафах, ползание через вентиляционные шахты, завязывание узлов на юбках, подглядывание за людьми, смех, расслабленные плечи, а также привычку шутить, бегать и сидеть там, где и когда ей заблагорассудится.

Она знала, что все это делается ради благого дела – воссоединения Сенлина с женой, и, возможно, она даже простила бы Байрону унижение и скуку, если бы не тот факт, что, пока она училась садиться на скамейку в юбке на обручах, Эдит и Ирен развлекались на мостике корабля! Они прокладывали курс, выслеживали течения, стреляли из пушек и пикировали так близко к верхним кольцевым уделам, что поднятый ими ветер сносил шапки с голов портовых охранников. Они проверяли скорость перемещения воздушного корабля, равных которому не было в мире, в то время как она училась уважительно обращаться ко второй жене какого-нибудь эрла и делать реверанс, не напоминая брыкающуюся кобылу.

Эдит выгнала ее с мостика, как только корабль покинул ангар Сфинкса. Эдит – капитан Уинтерс – ясно дала понять, что Волету выслали, потому что ей нельзя доверить выполнение приказов и потому что на мостике больше кнопок, чем на аккордеоне. Никто, включая безумца, не знал точно, как работают все эти прибамбасы, но каждый на корабле был убежден, что Волета их испортит. Волета почувствовала себя оскорбленной и решила при случае вбежать туда и нажать несколько клавиш, просто чтобы доказать их правоту.

Как жаль, что Адама не было рядом, чтобы исследовать корабль и его сложные консоли. Волета не сомневалась, что его бы сразило наповал титаническое судно. Интересно, сбежал бы он, если бы знал об «Авангарде»? Или же он так стремился освободиться от них – от нее, – что даже крылатое чудо не соблазнило бы его остаться? Она не любила углубляться в такие размышления.

Волета подозревала, что изгнание с мостика на самом деле не было наказанием за бунтарство. Нет, капитан и Ирен старались держать ее как можно дальше от безумца.

Когда Волета узнала, что Сфинкс назначила Красную Руку пилотом корабля, она лишилась дара речи. Да, Сфинкс всегда вела себя загадочно и часто противоречиво, но среди ее свойств не числились старческое слабоумие или склонность к саботажу. Так с какой стати она отправила недавно парализованного и полумертвого палача служить под началом той самой женщины, которая пыталась его прикончить? Бессмыслица! У Волеты было много вопросов, которые она хотела бы задать Сфинксу, но ей не дали такой возможности. В последние дни перед их отъездом Сфинкс не только отказалась ее видеть, но и заперла дверь мастерской, запечатала вентиляционные шахты в оранжерее – и единственное на многие мили дерево, по которому можно было лазить, – и приказала Фердинанду выгнать Волету из коридора, если он когда-нибудь увидит ее. Волета несколько раз пыталась очаровать швейцара-локомотива песней и игрой, но грохочущий движитель отвлекался только до тех пор, пока она не пыталась открыть одну из бесчисленных дверей в доме Сфинкса. Тогда Фердинанд топал слоновьими ногами, хватал ее за ночную рубашку и нес вверх ногами, раскачивая, в апартаменты экипажа. Итак, недолгая дружба Волеты с самым загадочным отшельником Башни, казалось, бесцеремонно оборвалась.