Корни тамариска - [9]

— Каски надеть!

Залезаем под крышу из плетеного тростника на лодке, и сампанщики, на этот раз трое мужчин, быстро гребут. Рубашки расстегнуты, пот струится по груди. Лица повернуты к небу. На небе — ни облачка, луна и звезды. Вдалеке зажигается ракета. Она быстро падает. Парашют раскрывается только над самой землей. Следом за ней — другая, еще две. Странное чувство безопасности, когда у тебя на голове каска. Причаливаем к берегу и выпрыгиваем прямо на отмель.

Знакомая команда:

— Скорее!

Две минуты ходу. Рев самолета. Ближе. Ближе! Ближе!!! Ничком на землю, под прикрытие куста. Хоть бы какая-нибудь траншея, хоть бы какой-нибудь окопчик! Рев вдавливает в землю. Хищные обводы истребителя-бомбардировщика над головой на высоте не более полутораста метров. Единственная мысль пульсирует у виска: если слышен рев, значит, самолет пролетел. Это мне говорили на прощание советские военные специалисты в Ханое.

На той стороне реки, у деревни — пах, пах, пах! — рассыпаются хлопушки. Видны кажущиеся отсюда игрушечными взрывы шариковых бомб. Второй самолет уже с большой высоты пускает три ракеты. Оставив трассирующий след, они падают в деревне. Следом летят фосфорные бомбы.

Мы бежим. Пот заливает глаза. Я зацепился за корень и падаю. Ко мне бросаются вьетнамцы.

— Ничего, побежали дальше!

Дорога через поля с аккуратными грядками рисовой рассады. Свинарник, рядом бомбоубежище. Свинарник тоже окопан валами.

Глубокий бетонированный блиндаж. Только теперь чувствую, что разодрана в кровь нога. Быстро закатываю штанину и заливаю рану йодом. Перевязку делать некогда. Появились наши машины. Бежим, прыгаем, трогаемся, едем. Опять «скачка верхом». Дорога, кратеры, снова лунный пейзаж, пересохшие русла ручейков.

Нам тяжело, но как должно быть тяжело шоферам… Более шестисот километров ночной дороги. Иногда едем над такими обрывами, куда упасть можно только один раз. То и дело, над кратерами-воронками, куда тоже не рекомендуется падать. По краям этих воронок стоят рейки с прибитыми к ним белеющими дощечками — по ним только и может ориентироваться шофер. За время десяти-двенадцатичасовой поездки мы так уставали, что еле держались на ногах, а наши шоферы? Они подъезжали к месту стоянки, заводили машину в укрытие и, едва выключив зажигание, тут же роняли голову на руль и засыпали.

….Едем уже пять часов. Пробка, и самое неприятное, что можно придумать, — две осветительные ракеты: первая в голове колонны, другая в хвосте. Одна надежда на то, что все машины замаскированы кустарником. Сверху не видно. Наш сопровождающий одним мягким прыжком бросается вперед, что-то выкрикивая, устанавливает порядок на дороге. Оттаскивают в сторону грузовик, у которого испортился мотор. Царапая кузовом о кузов, разъезжаются машины. Наши «газики» пролезают, буквально пролезают между грузовиками.

Рев самолета. Мы не останавливаемся и, пользуясь светом ракет, выжимаем до восьмидесяти километров в час. Откуда-то сбоку, из-за замаскированных машин, выскакивают шоферы и что-то громко кричат. Последняя осветительная ракета остается за спиной. Проскочили!

Приближаемся к округу Виньлинь. Развалины города Хоса ясно различимы при лунном свете. Каждые несколько секунд где-то вдалеке ухают разрывы снарядов. Нас встречают, и мы долго кружим на машинах в густых зарослях, которые иногда смыкаются над головой. Прыгаем в траншею, ощупью по ступенькам спускаемся вниз.

Подземный «отель» — три метра земли и несколько слоев бетона над головой. На столе — лампа-молния. Рядом — дверь в еще более глубокое убежище.

Утром осматриваюсь. Над «отелем» посажены какие-то деревья с листьями, как у лимона, и ананасы.

Разветвленная сеть глубоких, в рост человека, траншей.

Большую часть времени в Вииьлине мы провели под землей.

Одна из целей поездки — добраться до реки Бенхай, разделяющей Север и Юг. Уверенности, что это удастся, не было. Но к нашей встрече, оказывается, хорошо подготовились.

И вот мы идем к реке, к мосту Хиенлыонг, последнему, который тогда еще уцелел на семнадцатой параллели.

Красная земля, пересохшая от жажды. В этом году в Центральном Вьетнаме дождливый сезон не оправдывает своего названия. Дорога в ложбине, сюда не попадут снаряды. Сотни убежищ, они встречаются на каждом шагу.

Изредка останавливаюсь, снимаю — ребятишек, плотников, женщину, погоняющую хворостиной гусей. Повсюду тщательно обработанные поля. Мужчины и женщины, спрятав от солнца под коническими шляпами лица, работают. В полях, садах, во дворах. Мирная картина, если бы не воронки, если бы не отдаленная канонада.

Пограничный пост, глубокая землянка, большие, хотя и потертые, кресла. («Из местной гостиницы», — объясняют нам.)

Вход в еще более глубокий бункер. Шкаф с книгами, портреты Ленина и Хо Ши Мина. Три-четыре километра до моста.

С возвышенности видна плоская долина, а вон блестит за кустарником изгиб реки. Американские самолеты пикируют по ту сторону реки, затем взмывают вверх. Взрывы поднимают клубы дыма и пыли. Это километрах в десяти от нас.

— «Джонсоны» бомбят расположение частей Армии освобождения Южного Вьетнама.

Хватаюсь за аппарат с телеобъективом и жадно фотографирую, не знаю, что эти взрывы можно будет снимать целый день и все равно получатся невыразительные кадры — всего лишь столб дыма над кустарником.