Корни тамариска - [5]

…Мы собираемся уже заворачивать в деревню, где нас должны встречать, как вдруг машину останавливает вынырнувший из темноты человек и что-то тихо говорит нашим сопровождающим. Кан, обернувшись к нам, сообщает:

— «Дом для приемов» прошлой ночью разбомбили. Хорошо, что мы запоздали. Едем в запасную «гостиницу».

Еще полтора десятка километров.

Нас встречают, куда-то ведут в темноте. По лицу хлещут ветки. За одежду цепляются колючки. Дальше тропинка вьется по рисовому полю. Лунный свет, тишина. Издалека доносятся взрывы, и снова тишина.

…Товарищу Нгуен Тоатю, заместителю секретаря уездного комитета партии, сорок семь лет. В прошлом бедный крестьянин, он стал кадровым партийным работником. У него семеро детей, старшие служат в армии. Одет, как и большинство партийных работников, в форменные брюки и куртку, на голове пробковый шлем, на ногах сандалии из автопокрышки, в руках потертый портфель.

Товарищ Тоать рассказывает, улыбаясь, о жизни уезда, вытянувшегося вдоль моря с юга на север. Его бомбят уже два с половиной года.

Нередко бомбы сбрасывают на площади, и гибнет мирное население. Вначале люди спрашивали себя: а можно ли выжить, можно ли продолжать работу в этих условиях? И решили, что можно. На дорогах, мостах, плотинах создали дежурные группы, ударные роты, которые обеспечивают восстановление поврежденных объектов.

По уезду проходят пятьдесят четыре километра дороги номер один, на ней несколько десятков мостов, больших и малых. Некоторые мосты многократно подвергались бомбежкам. Однако движение транспорта не прерывалось. Жители уезда построили много новых дорог — одни из них идут параллельно морскому побережью, другие связывают их вместе. Проложены специальные тропки для пешеходов и велосипедистов. Рядом с большими мостами в замаскированных траншеях заготовлены новые фермы или понтоны. Уезд крепко прошит дорогами, и разорвать их невозможно.

Над этим уездом частями ПВО было сбито несколько десятков американских самолетов. Неразорвавшиеся бомбы и обломки самолетов используются ремесленниками. Мы умывались из дюралевого ведра, сделанного из куска крыла американского самолета. На суку хлебного дерева висел корпус бомбы. По нему стучали палкой, объявляя тревогу или собирая людей на собрание.

Я поинтересовался, как живет семья Тоатя, часто ли она собирается вместе.

— Все работают. Последний раз собирались у цветущего персикового дерева во время праздника тэта в шестьдесят пятом году. С тех пор старших сыновей не видел.

….Дорога из Хатиня в Куангбинь. Сухие горы покрыты кустарником, безлесные холмы. Пейзаж при свете луны чем-то напоминает наш Крым.

Новая дорога, старая дорога, объезды. Пересекаем речки по специально насыпанным каменным кладкам. Воронки справа, воронки слева.

Деревень нет, есть сотни больших и малых кратеров. Самые маленькие — метра три в диаметре, большие — метров до тридцати. Видимо, падали полуторатонные бомбы.

В течение пятнадцати минут пытаемся обогнать грузовик, он не уступает Дороги. Глотаем пыль, кашляем Фунг злится, сигналит, дает гудок, переключает свеч, пренебрегая запретом, сопровождающий нас сотрудник органов безопасности провинции Хатинь свистит. Лишь на одном из поворотов удалось обойти лихача. На его голову обрушился град ругательств. Я даже улыбнулся. Оказывается, и у вьетнамцев есть недисциплинированные водители; оказывается, невозмутимые, сдержанные, вежливые вьетнамцы могут выходить из себя.

Справа, километрах в пятнадцати, повисают осветительные ракеты. Их спускают на парашютах. Один самолет бросает пару «светильников», а вслед за ним летит другой и высматривает, кого убивать при свете этих ракет. Ярко-белый, немного мерцающий, зловещий свет. Рев реактивных двигателей. Машина резко тормозит, и мы бросаемся в первое попавшееся убежище. Звонко стукается о притолоку каска. Душно, жарко, невыносимо жарко. Вылезаю через противоположный вход. Рядом чье-то жилище, оно кажется необитаемым.

Вдалеке глухие, нестройные и какие-то нестрашные пока взрывы. То приближается, то удаляется рев самолетов. Выходим на шоссе. Около нашей машины стой; один из тех, кто отвечает за переправу.

— Вас сегодня не пропустим, — говорит он.

Мы подчиняемся, возвращаемся назад. Рев моторов уже ближе, снова осветительные ракеты. Бомбят за нашей спиной. Останавливаемся. Я выхожу из машины, как был в каске, опускаю рукава куртки, сажусь на траву и незаметно для себя засыпаю. Сколько сплю, не знаю — минуту или час. Будит крик:

— Камарад Алешка! Камарад Алешка!

Это переводчик Кан. Только он мог звать меня на таком франко-русском языке.

Вскакиваю, километрах в двух — частые вспышки по пунктиру: шариковые бомбы. Два километра, несколько секунд лета. Бегу в ближайший блиндаж, влезаю, включаю электрический фонарик. Две девушки спят на нарах, прижавшись друг к другу. Они жмурятся от внезапного света фонарика, поворачиваются на другой бок и снова засыпают.

За шиворот заползают крупные, твердые, кусачие муравьи, хочется сорвать с себя одежду. В это время команда:

— Вперед, быстрее, быстрее!

Оказывается, сопровождающие выяснили, что в деревне есть более надежное убежище, и решили перевести нас туда. Выскакиваем на воздух, перебегаем поле, прыгаем в глубокую траншею.