Корни тамариска - [27]

Как-то раз я зашел в сирийское министерство культуры, расположенное в небольшом аккуратном особняке. В одной из комнат сидел человек, черты которого показались мне знакомыми. Я вспомнил, что видел его портрет в одном советском издании. Мы познакомились. Это был Ханна Мина, крупный сирийский писатель. Лет двадцать пять назад в журнале «Ат-Тарик» появился его первый рассказ — об отце, который, спасаясь от нищеты, продал свою дочь. Молодой тогда литератор приобрел известность.

Ханна Мина родился в семье рыбака в портовом городе Латакия. Работал матросом на судах, чернорабочим, поденщиком. И сейчас по виду его можно принять за мастера судоремонтной верфи.

— Я никогда не ходил в школу, — сказал он. — Я всегда писал нутром. Мне бы образование…

— Для Горького университетом была жизнь, — возразил я.

— Для него университетом была великая русская литература.

Ханна Мина — человек большого ума и глубокой культуры, хотя и приобретенной отнюдь не в стенах учебных заведений. Его роман «Парус и буря» переведен на русский язык. Он рассказывает о человеческой стойкости, которая побеждает бурю и невзгоды.

— Как война влияет на духовную жизнь народа? — спросил я писателя.

— Самая главная наша победа — над самими собой. Мы преодолели психологический барьер страха и неуверенности. В наших условиях выигрывает войну не тот, кто захватывает больше земли, а тот, кто сохраняет боевой дух и готовность сражаться.

Вошла женщина с медными волосами, немного полная, одетая в яркое, модное платье. Мина представил ее:

— Наджах аль-Аттар, переводчица и литературный критик.

Отец аль-Аттар, мусульманский богослов и судья, поэт и большой знаток арабского языка, придерживался либеральных взглядов. Его дочь получила хорошее образование. Она росла в атмосфере культа арабской литературы. Может быть, во всей Сирии сейчас нет человека, который столь тонко чувствовал бы арабский язык, как она. Аль-Аттар занималась литературой, растила детей. Ее муж — главный врач крупнейшего военного госпиталя. Во время войны она почти каждый день писала для газет и правила английские переводы правительственных заявлений.

Аль-Аттар прислушивалась к нашей беседе и кивала головой в знак согласия с Ханной Миной.

— Для нас эта война — второе рождение — сказала она. — Мы несколько дней действуем — и стали взрослыми.

У сирийцев встречаются черты характера, выраженные словами «маалейш» — «авось пронесет, наплевать, ничего» и «иншалла» — «если пожелает Аллах». Невыполненное задание, незаконченное дело, не отремонтированный вовремя механизм — «маалейш». Но беспечность в условиях войны может стать преступлением. Обещание сделать что-либо сопровождается «иншалла» — легкий способ снять с души ответственность: дескать я не виноват, на то высшая воля. В этих выражениях — фатализм и смирение Сирии вчерашнего дня, феодальных пережитков и застоя. Но сирийский народ познавал навыки организованности, к нему приходило чувство ответственности, необходимое для революции и современной войны. Офицеры не могли говорить «иншалла», обещая артиллерийскую поддержку пехоте или танкам. Механик не должен был произносить «маалейш», готовя к вылету боевую машину своего товарища пилота. Современная война должна была рождать современных людей.

Сирийцы начинали понимать, что война — не минутная вспышка героизма, самопожертвования, что помимо ратного подвига есть ратный труд — тяжелый, кровавый пот войны.

Мне удалось встретиться с генеральным секретарем ЦК Сирийской компартии Халедом Багдашем — ветераном коммунистического движения. Он довольно хорошо говорил по-русски.

— Товарищ Багдаш, какова сейчас обстановка в Национальном прогрессивном фронте? — спросил я.

— До войны в рамках фронта мы достигли единства действий коммунистов, баасистов, социалистов-юнионистов. В условиях войны оно укрепилось.

— А прежние разногласия?

— Если и были разногласия, то сейчас они забыты. Все наши усилия направлены на спасение родины.

Мы сидели за чашкой чаю у открытого окна, в перерыве между тревогами слушали разноголосицу Дамаска, вспоминали прежние встречи.

В тот же день меня принял член общеарабского руководства Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ) Фавваз Саяг. После полутора десятков переворотов и «полупереворотов», которые пережила Сирия со времени завоевания независимости, к власти пришло левое крыло этой партии. Руководство ПАСВ заявило о намерении идти по пути социалистической ориентации провело реформы, укрепило отношения с Советским Союзом. Ее союзниками по Национальному прогрессивному фронту стали другие партии и организации, в том числе коммунисты.

Фавваз Саяг — человек небольшого роста, с кобурой! на боку — встретил меня в своем кабинете в помещении общеарабского руководства партии. Здесь же стояла раскладушка, покрытая серым солдатским одеялом.

— Что вы можете сказать о единстве политических сил в условиях войны? — спросил я.

— Весь сирийский народ ведет борьбу против сионистской империалистической агрессии. В ней участвуют все партии и организации.

— Вы имеете в виду ваших союзников по Национальному прогрессивному фронту?