Корни тамариска - [28]

— Не только их, но и профсоюзы, студенческие, женские, крестьянские организации. Первый раз в современной арабской истории каждый гражданин, если он патриот, может найти свое место в борьбе — на фронте или в тылу.

— Сейчас вы уверены в ваших бойцах?

— Несомненно. Раньше наши враги сеяли сомнения в боеспособности наших солдат и относительно качества советского оружия. Сейчас мы доказываем, что наш солдат — хороший солдат и у него прекрасное современное оружие.

День проходил за днем. Все мои попытки съездить на фронт или встретиться с сирийскими ракетчиками и летчиками ни к чему не приводили.

Налеты на Дамаск продолжались, но стали гораздо менее интенсивными, чем 11 и 12 октября. В юсишалях не хватало кровяной плазмы, хотя посылки с консервированной кровью приходили из многих стран. Круглосуточно работали донорские пункты. Около университета я зашел в один из них. В комнате на койках лежали чистые простыни, пахло медикаментами, громко тикали часы. Деловитые медсестры кипятили инструменты. На улице стояла очередь желающих сдавать кровь — домашние хозяйки, торговцы, две студентки филологического факультета.

Может быть, эту самую кровь я увидел на следующий день в больничной палате госпиталя «Мезза», где лежал в числе многих своих коллег сбитый израильский летчик Херц Hoax, которому ампутировали ногу. Несколько дней назад он был молодым, сильным, абсолютно здоровым мужчиной. Сейчас он слабым’ голосом просил передать в Израиль беременной жене, что жив и хочет вернуться домой. «Со мной обращаются хорошо. Ко мне относятся гуманно. Я думал, что встречу здесь зверей», — повторил он несколько раз.

Херц Hoax прилетел бомбить Дамаск. Он полагал или делал вид, что полагает, будто здесь живут дикие разбойники с ножами в зубах. Их можно и нужно было убивать. Разве это не позволено? Его сбили. Жизнь Ноаха спас сирийский хирург Генри Зааза. Он с трудом стоял на ногах, проведя несколько суток у операционного стола. Каждый день он приходил проведать сбитого летчика. Hoax для него был просто раненым.

Генри Зааза — интеллигент, с тонкими чертами лица, бакенбардами, нервными и сильными пальцами хирурга. Он говорит по-французски без акцента, по-русски с небольшими ошибками. Зааза любит вспоминать сиреневые сумерки Парижа и пожар заката на Ленинских горах. Он учился в Москве и в Париже. Он немного старомоден, хирург Генри Зааза, и классику предпочитает современным авторам. Поэтому на его книжной полке стоят рядом Таха Хусейн, Ромен Роллан, Антон Чехов и Шолом Алейхем.

Зааза спас жизнь и другому израильскому летчику, у которого осколок засел в легком. Во время операции начался налет, и бомбы упали на госпиталь и рядом с ним. Прервать операцию значило подписать смертный приговор раненому. Все медики остались на своих местах. Рядом с хирургом находилась пожилая медсестра Лютфия Бусейри. Когда она мыла руки после операции, ей сказали, что у ворот госпиталя убит ее семнадцатилетний сын Салях. Он был изрешечен израильской шариковой бомбой. Люгфия потеряла сознание.

Она продолжала работать в госпитале. «Все раненые — мои дети», — сказала она.

Госпиталь «Мезза» не раз подвергался бомбардировкам. Его лечебные корпуса хранили следы попаданий бомб и ракет. Рядом с госпиталем валялись обломки «фантома». Среди раненых находились не только бойцы с фронта, израильские летчики и мирные жители Дамаска, но и медицинский персонал — около двух десятков работников госпиталя. Вместе с сирийцами, иракцами, саудовцами в госпитале трудились советские хирурги. Они прилетели в Сирию, когда на Дамаск уже падали бомбы, и через несколько часов сменили у операционных столов усталых коллег.

Херц Hoax заплатил страшную цену за свою слепоту — у него ампутирована нога. Он и многие другие наконец поняли, что в мире нет «сверхчеловеков» и «недочеловеков», но есть люди, с их добротой, болью, мечтами, слабостями, достоинствами. Понимали ли это те, кто посылал израильских юношей на смерть или на убийства?

Вечером 15 октября я заряжал фотопленки в кассеты и лег поздно. Вскоре меня разбудил грохот выстрелов. Стреляли со всех сторон. Израильский десант? Или израильтяне пытаются ворваться в Дамаск? Не было слышно лязга гусениц, значит, не танки. Видимо, просто десант? «Бу-бу-бу» — било что-то тяжелое. Пулемет? Нет, скорее, пушка. «Тиу-тиу-тиу» — свистели пули. Пулеметные и автоматные очереди, одиночные выстрелы, сирена автомашины, какой-то грохот — все сливалось в ночную какофонию. Какой уж тут сон!.. Снова раздался грохот совсем рядом. Кто-то стучал в дверь ногами, а может быть, прикладами? Но эта мысль была уже иронией над самим собой. Чертыхаясь, я встал. В дверях меня ожидали два наших корреспондента.

— Выступил президент Асад. Сейчас будут повторять его речь. Поедем в посольство. Может быть, услышим что-нибудь новое.

Оделся. На всякий случай схватил сумку с фотоаппаратами: а вдруг не вернусь в гостиницу? По коридорам, освещенным керосиновыми лампами, бродили полуодетые корреспонденты.

Через стреляющий, стрекочущий, взрывающийся город помчались в посольство. Там никто не спал. Два дипломата играли в шахматы. По радио передали призыв президента беречь патроны для боев. Оказывается, сторонники Асада и многие полувоенные формирования отчаянной стрельбой в воздух выражали свое одобрение речи президента. Ее вновь повторили в записи на пленку. Асад говорил с пафосом, но взвешенно: «Вы знаете, что на войне бывают обстоятельства, которые не позволяют сообщить всего. Мы не думаем, что путь к победе будет легок… За свободу и достоинство нужно платить, и платить немалую цену».