Корни тамариска - [122]

Место скорби, покоя и молитв, знаменитый каирский «город мертвых» был замечен еще Иваном Алексеевичем Буниным. Расположенный слева от шоссе, идущего из аэропорта, «город мертвых» стал густонаселенным районом Каира. В склепах есть помещения, пригодные для жилья, и живые потеснили усопших. Сначала сюда хлынули переселенцы из зоны Канала, ставшего после израильской агрессии 1967 года линией фронта в «войне на истощение». С наступлением мира, после 1973 года, часть из них возвратилась в Порт-Саид, Исмаилию, Суэц, часть осталась, а место уехавших заняли новые. Сейчас в «городе мертвых» триста пятьдесят тысяч жителей, есть автобусные линии, электричество, водопровод, школы.

Тишина погостов улетела под напором автомобильных гудков, призывов продавцов овощей или сладостей, криков мальчишек, шума толпы. В «городе мертвых» есть крошечные мастерские, лавчонки, кое-кто из богатых родственников усопших оплачивает присмотр за могилами, обеспечивая мизерный доход некоторым жителям склепов. Но здесь не дымит ни одна труба, нет ни одной мастерской, заслуживающей названия «предприятия». Чем живет большинство обитателей «города мертвых», как и многих других трущобных районов? Для меня ответ на этот вопрос всегда лежит где-то на зыбкой почве мистики. Проще объяснить, как существуют каирские нищие, чем выяснить, каким образом добывают хлеб насущный «маргиналы» — так в социально-экономической литературе называют предпролетариат развивающихся стран, пауперов, полубезработных, лиц без постоянного источника дохода.

Две трети каирцев из числа экономически активного населения не имеют определенных занятий. Пятая часть работает в сфере услуг и лишь одна десятая — на промышленных предприятиях, в мастерских.

Урбанизация в Египте, как и в десятках стран Азии и Африки, идет впереди индустриализации — положение обратное тому, что знала Европа в XVIII, XIX — начале XX века. Безземельные крестьяне выталкиваются в города и, не находя себе постоянных занятий, пополняют ряды как раз «маргиналов». Чтобы избежать социального взрыва, все египетские правительства отступали и отступают перед давлением этой массы.

Государственные учреждения, предприятия, фирмы переполнены лишними рабочими, уборщиками, чаеносами, вахтерами, сторожами. Перерасход заработной платы снижает рентабельность производства, лишает возможности стимулировать работающих. Зато ослабляется социальная напряженность, хоть какой-то кусок хлеба получают потенциальные безработные. О ненужных чиновниках в бюрократических учреждениях и говорить нечего.

Субсидированные цены на хлеб, некоторые виды растительного масла, сахар дают возможность не умереть. с голоду даже самым обездоленным. Поэтому они предпочитают городскую полупраздность каторжному труду в деревне. Большое число городских «маргиналов» вынуждено просто паразитировать, и опасность заключается в том, что они привыкают к своему образу жизни.

В каирской толпе встретишь нищих, назойливо требующих милостыню — бакшиш. Их немало. Редкое описание Египта иностранцами обходится без отрицательных эмоций и бранных эпитетов в их адрес. По-человечески понимая эти эмоции и в какой-то мере разделяя их, все-таки хочу объяснить феномен нищенства, в основе которого лежат не только социальные причины. Многие мусульмане глубоко убеждены, что нищенство — не порок и не позор. Разве благотворительность — не один из столпов ислама? Поэтому требовать подаяния — просто помогать состоятельным гражданам исполнить свой религиозный долг. Благодарить за милостыню надо не подающего, а Аллаха. Вынужденное безделье, длящееся годами, вырабатывает психологию социального паразитизма, люмпенства на дне общества, легко оправдываемого откровенным социальным паразитизмом значительной части «верхов».

Распространенный способ добыть бакшиш — оказать мелкую услугу: протереть ветровое стекло автомашины, побыть полчаса ее «сторожем», стать «гидом», проводить в магазин. К слову сказать, в местах, где сложна парковка, между этими «сторожами» практически поделены все улицы, и они зорко следят за тем, чтобы хозяин «охраняемой» ими машины не уехал без того, чтобы опустить в их руку монетку.

Иностранцы особенно часто становятся объектом назойливости нищих: бедняки не приезжают в Каир из-за моря, а с жирного заграничного гуся просто дело чести получить заслуженный бакшиш. Произнеся твердым, но не оскорбительным тоном: «Аллах подаст» или «Аллах щедр», от них можно отвязаться, но не всегда.

Еще студентом в насеровское время я был свидетелем кампании в прессе и административных мер против нищенства. Во времена Садата кампания угасла и пока не возобновилась. Общество сохраняет на своем дне массу населения, постоянно сталкивая туда все новых людей, и общество же поддерживает и культивирует социальные амортизаторы в виде благотворительности, подаяния.

С первых дней работы в Каире меня привлекал район Булак. Он расположен между двухэтажной улицей Рамсеса, ведущей из центра к железнодорожному вокзалу, и Нилом и ограничен с юга осевой магистралью — улицей 23-го июля, переходя на севере в трущобные пригороды столицы. Булак представляет собой скопище обветшалых домов, опиекурилен, жалких лавчонок, немощеных, пыльных улиц, нечистот, мух, он — очаг преступности. Если весь Каир — лабиринт, то Булак — одна-из самых запутанных, противоречивых и опасных его частей. Здесь с утра до вечера босоногие мальчишки в пижамных костюмах гоняют тряпичные мячи, через улицы протянуто на веревках белье, а с порогов перекликаются друг с другом женщины. В кофейнях около телевизоров часами сидят мужчины и лишь изредка отвлекаются на призывные крики торговца, который, подталкивая тележку с товаром, громко его расхваливает.