Коранические сказания - [63]

Предание рассказывает и о другом эпизоде-подтверждении. Мухаммад рассказал мекканцам о событиях, произошедших в караване, который был еще только на пути к Мекке. Караван через некоторое время прибыл, и рассказ подтвердился. Все это, конечно, не значит, что Мухаммад действительно летал в Иерусалим. Однако ясно, что он не побоялся рассказать о своих переживаниях соотечественникам, хотя сначала это грозило ему потерей уже завоеванных позиций. Именно потому, как рассказывают, близкие уговаривали Мухаммада молчать о чудесном видении.

Ко времени Мухаммада относятся уточнения, восходящие к родственникам пророка, где подчеркивается, что путешествие было явлено Мухаммаду во сне, что путешествовала душа, а тело оставалось на месте. Это никак не принижало чудесность и значение события, ибо Аллах общался с пророками и во сне и наяву и все видения были божественными.

Все, что мы знаем об обстановке, в которой Мухаммад провозглашал людям приходившие к нему откровения, показывает, что он был искренен. Искренность Мухаммада не раз ставилась под сомнение и его современниками, и врагами его религии. Как обман толковались его пророчества в знаменитом европейском средневековом вольнодумном трактате «О трех обманщиках», где таким же образом разоблачались Моисей и Иисус. Кстати, идея о трех обманщиках родилась в мусульманской среде — у исмаилитов. Некоторые европейские исследователи тоже отдали дань такой точке зрения, опираясь, в частности, на некоторые эпизоды, когда «откровения» приходили очень уж кстати для решения проблем политической борьбы или даже личной жизни пророка.

Однако у нас нет серьезных оснований сомневаться в том, что Мухаммад был в своих переживаниях абсолютно искренним, что он верил и знал, что тексты Корана приходят к нему «извне». Стиль Корана, конечно же, менялся со временем, становился более спокойным. Однако повсюду в Коране он сохраняет все специфические признаки экстатической речи, отличающие Коран от всех предшествовавших и последовавших произведений арабской словесности. Не только Мухаммад, но и его современники хорошо различали речь, идущую «свыше» (это пересказывалось потом как части Корана), и собственную речь Мухаммада (это фиксировалось потом как хадисы).

Экстатический опыт Мухаммада, ощущение общения с божеством, не является в принципе чем-то необыкновенным для духовной истории человечества. Подобные фигуры разного масштаба появлялись в ней многократно. Типологически пророчество Мухаммада сродни шаманским трансам[178], но оно находится на неизмеримо более высокой ступени эволюции духовной жизни. Поэтому Мухаммад-пророк одновременно чем-то близок и к аравийским шаманам-кахинам, и к библейским пророкам-вероучителям. Пророчество, т.е. явление, когда божество говорит устами человека, было распространенным элементом ближневосточной и средиземноморской культур в древности. Однако никто из малых или больших пророков не стал единственным и столь личностно ярким основателем особой мировой религии, каким стал Мухаммад[179].

Пророческий опыт Мухаммада довольно хорошо может быть представлен по тексту Корана и по мусульманскому преданию. Откровения приходили к нему иногда неожиданно, иногда возвещали о своем начале звуками, похожими на звон колокольчиков. Пророк мог ожидать откровения и тем самым как бы «испрашивать» его. Трансы бывали и во сне и наяву, они сопровождались ощущением тяжести, изнуряли пророка. Порой его бил озноб, принуждавший Мухаммада заворачиваться в плащ.

Характерной чертой пророческих трансов было преобладание речений над видениями. С Мухаммадом говорил Аллах или Джибриль, при этом говорящий обычно не был виден. Видения характерны для самого начала ниспослания Корана — фигура Джибрила на горизонте, образ небесного дерева. Потом все заменяют слова. В конце мекканского периода — вновь видение (ночного путешествия), кратко отраженное в словах. Это видение как бы венчает многие аспекты развития ислама в Мекке. Оно же оказывается завершением всего комплекса коранических сказаний, как ниспосланных раньше, так и тех, что последовали потом, в Медине. Мухаммад встречается со своими «двойниками», они творят общую молитву и признают превосходство последнего пророка.

Коранические сказания занимают важное место в пророческом, неосознанном творчестве Мухаммада. Связи и образы, существовавшие в окружавшем его мире, преобразовывались в нечто новое. Издавна знакомые не только Мухаммаду, но и его слушателям развлекательные истории превращались неожиданно в осмысленное и убедительное повествование о величии Аллаха. Истории о прошлом в Мекке всегда любили. Недаром Мухаммада даже упрекали в том, что излагает он не божественные откровения, а асатир аль-аввалин — «истории первых», «сказки предков». Об этом в Коране сказано: «Когда читаются перед ним Наши знамения, он говорит: „Истории первых!“» (68:15; см. также 83:13; 8:31; 6:25; 25:5/6). Согласно преданию, знаменитый мекканский рассказчик ан-Надр ибн аль-Харис отвлекал от Мухаммада слушателей своими историями о древних царях[180].

Привычный интерес аравийцев к сказаниям о прошлом не только не мешал Мухаммаду, но значительно больше — помогал. Увлекая слушателей тем, что они любили, он постепенно, настойчиво, но неназойливо, внушал им в форме привычных сказаний новые мысли и понятия, бывшие уже не частью старой культуры, но частью новой идеологии.