Корабль - [50]

Свирепый голос повторил вновь:

—Отдайте тарелку! Проявлять свой характер здесь вовсе ни к чему! Сделайте, что велено, и без глупостей!

Я медленно поднял глаза и посмотрел на женщину. Ко мне мало-помалу начало приходить понимание сути происходящего.

—Не отдам, – отрезал я твёрдо. Лицо её нахмурилось пуще прежнего.

—Да как смеете вы дерзить, несносный мальчуган? . – Так или иначе это произойдёт! Нравится вам это или нет – это всё равно. Вам придётся подчиниться и отдать мне тарелку!

Я снова пустился рыскать глазами. Обернувшись, я увидел усыплённую болезнью Виту. Её беззащитное личико придало мне ещё больше уверенности. Я повернулся и сказал:

—Не отдам! Это не для меня, а для неё!

В глазах женщины мелькнуло негодование, и она ответила:

—Глупый мальчишка, с ней уже всё кончено. Теперь оно ей ни к чему! Ваше упрямство ни к чему не приведёт! Отдайте подобру-поздорову, иначе будут приняты необходимые меры!

—Я вам ничего не отдам! – повторил я всё также твёрдо, сжав тарелку в руках. – Она больна, ей нужна пища!

Сказав это, я и вовсе отвёл взгляд в сторону, показывая свои стойкость и безразличие к её требованию.

—Глупец! – оглушил меня резкий вскрик женщины, заставивший меня невольно одёрнуть свой взгляд обратно. Я успел увидеть лишь, как её цепкие пухлые руки вцепились мне в шею, а лицо женщины теперь находилось в нескольких сантиметрах от моего, и я тут же ощутил запах запёкшегося жира и непереносимую вонь из её рта. Женщина принялась душить меня. Её руки, словно тиски, железной хваткой сдавили мне шею, так что нежные кости трахеи громко хрустнули. Не успев что-нибудь предпринять, я потерял контроль над телом, и в глазах быстро потемнело. Мне в лицо ещё раз вонзился крик: »

29

Оклемавшись от безумной дрёмы, я обнаружил себя по-прежнему сидящим возле кровати Виты. Вечерело. Мысль о том, что нужно сходить за едой, которую с такой неохотой выдавали, всплыла в моей голове. Так я и решил поступить. Давно уже опустевший желудок давал о себе знать, а мне ведь ещё нужно было накормить Виту, когда она проснётся.

С неохотой я поднялся на ноги и после ещё долго стоял над обессилевшей Витой, наблюдая за тем, как она спит. Время от времени она вздрагивала, по её телу пробегали мурашки, и она волочилась. Всё готов был я отдать, чтобы взвалить её ношу на себя, отнять у Виты её участь! Но случай распорядился иначе, и я должен был делать всё возможное, чтобы вытянуть её из неведомой пропасти. Подумав так, я поцеловал её в лоб, погладил растрёпанные седеющие волосы, и вышел из каюты. Вернувшись, я сел на то же место у кровати и перекусил.

Пока я пережёвывал ненавистную мной, но необходимую для жизни порцию отходов, на глаза мне попалась сверкнувшая в глубине комнаты бутылка. Я подошёл ближе и обнаружил несколько бутылей с алкоголем. «Ну и запаслась же Вита…» – подумал я, на мгновенье улыбнувшись, и взял одну из них. Присаживаясь возле кровати, я уже глотал столь нужный мне сейчас яд. Никогда прежде я не жаждал опьянения так, как в эти минуты. За столь короткий миг своего существования я успел уже столько потерять, столько пропустить через свою младенческую душу! Чувство сожаления потрясало меня, пока я раз за разом вливал в себя в себя обжигающий до глубины души алкоголь. Я быстро опьянел, и вся моя жизнь, все события разложились передо мной, словно карты. Образы, нелепые картинки всплывали в памяти. От наплыва эмоций к глазам подступили слёзы, но алкоголь сдерживал их. Показывая мне суровую правду, заключённую во всём мною пережитом, он убаюкивал и успокаивал. Жизнь представлялась мне в те минуты бурным потоком несбывшихся надежд, горестей и потерь. «Жизнь наша страшна, безумна и глупа», – подумалось мне. Истина эта приводила в ужас своей простотой и безукоризненностью. Не то чтоб я многое потерял, едва ли я что-то имел… Мне вспомнился Либер, и горькая слеза всё же скатилась по моей щеке. Последнее, что у меня есть, лежит позади меня в безмолвии. Для того чтобы жить, необходимо пламя в груди, и последний огонёк, способный зажечь сердце и принудить меня жить, затухал за моей спиной. Я являлся лишь безвольным свидетелем неизбежной гибели своей жизни.

Погружённый в горестные размышления, я прождал до глубокой ночи. Когда Вита очнулась от беспокойных сновидений, вся намокшая от их тревожной суеты, даже звёзды уже давно потухли на небе, превратив окно в зиявшую пропасть, ведущую в никуда, только в пустоту, только ко дну. Пустые глаза взглянули на меня в тиши ночной. Вита попыталась было вымолвить что-то, но тело оказалось ей неподвластно. Слабыми рывками воли старалась она приоткрыть свой рот и издать хоть какой-то звук, но всё было тщетно. Я понимающе взглянул на неё и достал тарелку с едой, лежавшую неподалёку от меня. И со словами: «Тебе нужно это, так или иначе», – я преподнёс ей еду. Она заволновалась, слышно было, как её дыхание участилось, после чего она вяло завертела головой, показывая своё несогласие и издавая при этом глухое мычание. «Доверься мне, ! Ты – всё, что у меня есть, и я не позволю тебе так просто сдаться. Выход есть всегда, помнишь? Только не опускай руки, ничего не бойся, и всё будет хорошо… Я спасу тебя. Доверься мне, прошу тебя, и борись», – сказал я с грустью в сердце. Правда, я и сам не верил в то, что говорю, но другого выхода и впрямь не было. Порой только слепая вера, стойкость и готовность к беспощадной борьбе могут вырвать у судьбы тот единственный, заветный шанс на жизнь. Вита доверилась, она перестала мотать головой и замерла в ожидании. Я набрал первую ложку и поднёс к её рту, но она едва ли могла сама его приоткрыть. Еле сдерживая слёзы, я разжимал её челюсти и впихивал в неё эту мерзость. С трудом ей удавалось глотать, и я видел в её глазах непринятие и единение с неумолимым роком, тянувшим её во тьму. Но она делала это, и делала лишь ради меня. Она уже готова была сдаться, но я держался за неё как мог. Не в силах отказать мне, Вита держалась за меня.