Корабль - [27]

– спросил я шутя

—Нет, Сигниф, я мечтаю, чтобы этот Корабль вынесло однажды на твёрдую землю, которую можно было бы ощутить под ногами. Достаточно твёрдую, чтобы убежать вместе с тобой прочь в невиданные просторы. Счастливыми и свободными представляемся мне мы с тобой в сказочных мирах и заоблачных далях, , сделавшись теперь достаточно серьёзным для нашего разговора.

—Всё это звучит довольно печально, Либер, ведь ты же знаешь, что никуда эту посудину не вынесет… – Сказав это, я на немного умолк, всё ещё думая над тем, что рассказал Либер про бабочек. Мои мысли пугали меня, но, собравшись с силами, я продолжил: – Время…

—Что? , не понимая, Либер.

—Время, Либер, время… – повторил я ему и стал излагать наклёвывающиеся мысли. – Время – это наш самый главный враг. Из-за него жизнь есть прохождение… Но что прошло, возможно ли вернуть? А если невозможно, то куда же оно делось? Оно провалилось в Ничто! Люди мнят, что прошлое хоть им и неподвластно, но существует! Кто же обвинит их в том, что не видят они дальше носа своего! Правда заключается в том, что прошлого нет, нигде, ни в чём, кроме наших голов! Понимаешь ли ты меня, Либер? , я говорю себе – никогда Где я был, где я буду, где я сейчас, где во всём этом я? Меня не существует и никогда не существовало! Никогда – это пропасть, в которую падают все сейчас и теперь!

—Ну вот что я тебе говорил о логике! Пользуясь одними и теми же фактами, человек способен доказать совершенно противоположные друг другу вещи! Видишь, важен тот, кто крутит мысли, сами мысли значения не имеют. Мой пример был о вечной жизни, а ты превратил его в пример о вечной смерти! Мы ведь сидим здесь! Посмотри же, Сигниф, мы существуем! , это всё шутки, но на деле я понимаю, понимаю… Это тяжёлые мысли… Иногда лучше над таким посмеяться, чтобы оно тебя не убило! Да, одно дело думать, другое – принимать… И если ты примешь эти мысли, Сигниф, ты умрёшь. Лучше смейся над ними! Правда, жизнь ещё вынуждает тебя смеяться, Сигниф. На самом деле жизнь есть удивительное, чудесное страдание. И жить – это страдать чудно, странно. Нет предела у изощрённости жизни, и будь у неё творец, его следовало бы назвать гениальным садистом, который не просто доставляет тебе боль, но делает это играючи, игриво. И бывают минуты, когда мир застаёт тебя в чудном исступлении. Мир доводит тебя до изнеможения, пребывая в котором, ты готов называть его сказочным адом или адским раем! Невольно вырывается тогда у тебя смех, попирающий тебя и все твои лишения! Этот смех появляется, точно последние веселые аккорды утопающей в грусти музыки. Музыка прорывается на свет из твоего рта и льётся у тебя из глаз, а на деле слёзы выплёскиваются из глаз вместе с тем смехом, словно бушевавшее в тебе давно море выходит за свои границы и выливает из себя прочь небывалое страдание, прочь из твоих глаз. В такие минуты невольно чувствуешь себя актёром… И почему не быть им? Почему не играть себя, Сигниф? Почему не играть себя так, будто за тобой наблюдают?

—Ну нет уж, Либер! Именно из-за этого желания быть актёром перед чьими-то глазами и появляются разные призраки и боги в умах людей! – отрезал я

—Разве я прошу тебя верить в призраков? , эти призраки, порождаемые человеческим разумом, особенно под давлением сильного страдания, многих лишают рассудка. Но чтобы чувствовать себя актёром, не нужно в кого-то верить! Это чувства, эмоции! Ты просто ЧУВСТВУЙ!

—Ах, Либер, ну что ты пристал ко мне со своими призраками и актёрами? Я не хочу себя обманывать! Неужели не могу я быть честен хотя бы с собой? Не нужны мне призраки! И актёром быть не нужно! Единственное, что мне нужно, – это понимание! Я часто думаю о том, что будет, если ты вдруг исчезнешь… Я боюсь одиночества и не вынесу твой уход, – сказал я и потупил свой взгляд.

—Да, одиночество – это бич человеческий, , созидатель бессмысленности. Дружба и любовь оправдывают существование, но когда они утеряны… Я понимаю твои страхи, Сигниф, они и мимо меня не прошли.

—Поклянись, что ты никогда не бросишь меня, – сказал я твёрдо. Либер так же твёрдо ответил, подведя тем самым нашу тогдашнюю беседу к концу:

—Ах, как бы ты не оставил меня, Сигниф! Хорошо, я клянусь, но учти, что если я и оставлю тебя одного, то только если ты сам так решишь…

14

День за днём летело моё пребывание на Корабле, пока однажды после очередной задушевной беседы в столовой Либер не сказал мне: «А теперь я должен тебе кое-что показать… Только не задавай лишних вопросов, ты всё увидишь сам!»

Мы вышли и пошли по незнакомому мне коридору, по которому Либер всегда уходил после наших встреч. В этот вечер он был каким-то особо серьёзным, и когда мы шли, сделался ещё пасмурней, но из его глаз проскальзывал какой-то таинственный огонёк. Я ничего не спрашивал, и мы шли молча. Я доверял Либеру, так что был совершенно спокоен и даже не пытался предположить, что он хочет мне показать. Но я был очень удивлён, когда после долгих блужданий мы остановились у какой-то каюты, и на вопрос, живёт ли он здесь, Либер ответил отрицательно. Он оглянулся и внимательно посмотрел по сторонам. В этот момент мне стало не по себе.